Великий печальник за Русскую Землю, патриарх Гермоген происходил из донских казаков и родился в одной из придонских станиц (по другим сведениям, родоначальниками его были князья Голицыны).

По преданию, при святом крещении младенцу дали имя: Ермолай. Подростком он ушел в Казань и поступил причетником в Спасо-Преображенский монастырь. Здесь отрок Ермолай, под руководством старца Варсонофия, обучался и укреплялся в вере и благочестии. С годами Ермолай был посвящен в священнический сан и определен к церкви святителя Николая.

В это время (8/21 июля 1579 года), совершилось явление Казанской иконы Божией Матери. Богоматерь явилась во сне девятилетней дочери стрельца Онучина, Матрене, и повелела ей объявить архиепископу Иеремии и городским властям, что на месте сгоревшего дома Онучиных скрыта в земле икона Ея. Девочка исполнила повеление. Жители толпами спешили к священному месту. Архиепископ Иеремия с духовенством совершил крестный ход, поднял явленную икону и велел нести ее в ближайшую церковь святителя Николая.
Нес икону плакавший от умиления, никольский священник - будущий патриарх Гермоген.

Вскоре отец Ермолай лишился жены и принял монашеский постриг, с именем Гермогена. Новый инок отличался благочестием, хорошо знал Священное Писание, творения святых отцов и церковную историю. Царь Феодор Иоаннович, сын Иоанна Грозного, возвел его в сан казанского митрополита.

В Казани владыка Гермоген трудился усердно, насаждая православную веру среди покаренных татар и прославляя русское имя. Народ очень почитал его, как великого постника и человека подвижнической жизни. Но Казань была только началом незабвенного служения святителя Русской Земле.

Бедствие

В это время Русь постигло страшное бедствие.

В 1598 году прекратился, со смертью царя Феодора (сына Иоанна Грозного), правивший Русью дом Рюрика. На престол вступил избранный земским собором Борис Годунов. Младший же сын Грозного, царевич Димитрий, еще при жизни царя Феодора, был зарезан в Угличе (15/28 мая 1591 г.). В народе говорили, что убийцы были подосланы братом царицы, Борисам Годуновым.

После смерти Феодора, несколько лет Годунов царствовал спокойно. Но затем начались голодные годы и повальные болезни. Царь Борис старался расположить к себе народ - кормил неимущих, давал работу безработным, - но народ не успокаивался. Началась смута. Явился первый самозванец, который принял на себя имя убиенного царевича Димитрия. Кто был этот человек - не известно и по сие время (по версии Карамзина, это был Гришка Отрепьев ). Но он объявил себя сыном Грозного и утверждал, что в Угличе зарезали подставного младенца, а его - истинного царевича - укрыли, мол, от убийц и спасли.

Этот, назвавшийся Димитрием, объявился в Польше. Польский король воспользовался случаем, чтобы причинить зло ненавистному для него московскому государству: он пообещал самозванцу всяческое содействие и дал ему отряд войска.

И вот, в августе 1604 года, Лжедимитрий переправился через Днепр и вступил в русские пределы. Самозванец разбил царскую рать. Положение Годунова сделалось отчаянным. 29 апреля 1605 года он скоропостижно скончался.

Самозванец же беспрепятственно достиг Москвы и... венчался на царство. Новый царь окружил себя поляками, обнаруживал пренебрежение к русским обычаям, не ходил к церковным службам, не соблюдал постов. Православная вера ему была как бы совершенно чужою. Так как патриарх Иов явно не сочувствовал мнимому царю, то назвавшийся Димитрием лишил старца патриаршей власти, послал его в заточение в городок Старицу и поставил патриархом Игнатия.

В Москву, между тем, приехала полька Марина Мнишек, на которой самозванец еще ранее задумал жениться. Русские дали понять Лжедимитрию, что Мария Мнишек должна перейти в Православие. От имени Архиерейского собора высказался казанский митрополит Гермоген.

Не подобает, - говорил святитель, - православному царю брать некрещеную и вводить во святую церковь. Не делай так, царь: никто из прежних царей так не делал, а ты хочешь сделать.

Самозванец приказал лишить Гермогена сана и отправить в заточение в Казань. Однако, кара не постигла твердого духом святителя. Утром 17-го мая 1606 года, когда названный царь Димитрий еще спал, князь Василий Шуйский с мечом и крестом в руках въехал на коне в Кремль, через Спасские ворота. С колоколен раздался набат. Москвитяне толпами хлынули к Кремлю. Лжедимитрий был выброшен из окна и тут же убит. Его зарезали, затем сожгли и, как повествует А.С.Пушкин в исторической повести «Капитанская дочка», зарядили его пеплом пушку и выпалили. Что ж, воистину «Смерть грешника люта» (Псалом 33, 22).

Мария Мнишек успела спастись.

Гермоген - патриарх

Через три дня после гибели самозванца, бояре и московские люди собрались на Лобном месте, у кремлевских стен, и провозгласили царем князя Василия Иоанновича Шуйского, избавившаго Московское государство от первого Лжедимитрия.

Царь Василий собрал духовный собор и предложил избрать митрополита Гермогена всероссийским патриархом. Ставленник самозванца, Игнатий был низложен. И вот, 3 июня 1606 года, архипастыри возвели казанского святителя в патриарший сан. Между тем смута не прекращалась. Снова пошел слух, что назвавшийся царем Димитрием не погиб 17 мая, а бежал из Москвы и жив; из окна же выбросился кто-то другой. Темный люд был растерян. Стало даже хуже прежнего. Появились разбойничьи шайки. Как при первом самозванце, заволновалась Украйна.

Патриарх Гермоген повелел перенести из Углича в Москву мощи царевича Димитрия, самозванца же предал церковной анафеме. Многие, слава Богу, образумились, но неразумных людей оказалось тоже не мало. Вожаками бунтовщиков явились путивльский воевода князь Григорий Шаховской и холоп Иван Болотников. Восстала вся Северная земля. Шаховский разсылал указы, прикладывал к ним похищенную царскую печать, и призывал всех к мятежу против царя Василия Шуйского.

В это время, возвысил свой голос против зачинщиков смуты патриарх Гермоген. Сначала, для увещания мятежников, он отправил крутицкого митрополита Пафнутия. А когда это не помогло - разослал по городам грамоты. Первые грамоты он отправил 29 и 30 ноября 1606 года. Первосвятитель писал, что изменники распускают слухи, будто бы Димитрий жив. Патриарх опровергал эти слухи и убеждал народ быть верным царю Василию Ивановичу. Патриаршие грамоты оказывали большое влияние на народ, из городов стали приходить в Москву люди на царскую службу. Шуйский снарядил войско против Болотникова, под начальством своего племянника, юного, доблестного князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Герой на голову разбил Болотникова... Холоп с Шаховским бежали в Калугу и там укрепились. Собрались около них необузданные люди. Снова послал царь войско, но оно передалось на сторону бунтовщиков, которые перешли из Калуги в Тулу. В то же время, в городе Стародубе появился новый самозванец - Лжедимитрий второй, также, как и первый, - человек неизвестного происхождения (по одной из версий - крещеный еврей Богданко).

Патриарх Гермоген проклял Болотникова и его единомышленников, а царю посоветовал самому выступить с войском против тульских злодеев, чтобы не дать им соединиться с самозванцем. Одновременно, святитель разослал грамоты по всему государству, оповещая о походе и указывая, кто были изменники Родине. Шуйский послал вперед доблестного племянника своего Скопина-Шуйского с отрядом. Стояла осень 1607 года. Скопин снова одержал победу. Подоспевший царь осадил Тулу. Туляки взмолились о прощении. Болотников и Шаховской были схвачены. Царь торжественно возвратился в Москву.

Самозванец же, перезимовав на Полесье, двинулся весною к Москве, со своими и польскими шайками. В мае 1608 года, под Болховом произошло сражение между его и царскими отрядами. Победил самозванец и уже без помехи пошел дальше. К началу июня он находился в селе Тушине (совсем недалеко от Москвы), отчего и получил прозвище «Тушинского вора». Осенью пришел польский полководец Сапега с семью тысячами поляков; с ним прибыла и Марина Мнишек, которую Сапега перехватил по дароге в Польшу. Недолго думая, Марина признала Тушинского вора своим мужем и осталась в Тушине.

Осада Троицкой Лавры

Не решаясь взять Москву приступом, тушинцы осадили Троице-Сергиеву лавру, где было много богатой утвари, дорогих облачений и жемчуга. Все это были приношения благочестивых царей, князей, бояр и других богомольцев. Злодеи решили завладеть богатствами обители. 30 тысяч поляков окружили лавру и стали подводить подкопы. Царь послал, в помощь монахам и монастырским крестьянам, отряд стрельцов с воеводами Голохвостовым и Долгоруким, а племянника Скопина-Шуйского отправил к шведскому королю нанять 15 тысяч шведских ратников, для борьбы с крамольниками, поляками и Тушинским вором. С 23-го сентября 1608 года, в продолжении шестнадцати месяцев , Троице-Сергиева лавра выдерживала осаду, хотя монахов и стрельцов было вдесятеро меньше , чем поляков. Осажденные терпели голод, но не сдавались. День и ночь в храмах совершались богослужения; одни иноки молились, другие сражались, лили со стен кипяток, и горячую смолу на врагов, ходили и на вылазки. Тяжко им было, от голода болезни развивались.

Впрочем, не лучшее положение испытывали и московские жители. Поляки и тушинци рыскали вокруг столицы и не пропускали в нее торговцев. В Москве наступила страшная дороговизна всех съестных припасов. Неудовольствие против Шуйского в народе росло. Князь Роман Гагарин, Григорий Сумбулов и Тимофей Грязной, 17 февраля 1609 года, собрали толпу буянов, явились в Кремль, и стали звать патриарха Гермогена на Лобное место. Святитель отказался. Его схватили и насильно повели. На площади патриарх спросил толпу, что ей нужно. Верховоды закричали:

Шуйский тайно побивает и топит нашу братию, дворян и детей боярских, и жен, и детей их втайне истребляет, и таких побитых уже с две тысячи! Вон и теперь нашу братию повели топить.
Патриарх Гермоген строго взглянул на бунтовщиков и спокойно задал им вопрос:
- Как же это могло статься, что мы ничего не знали? В какое время и кто именно погиб?
- Да вот и теперь повели! - кричали из толпы.
- Да кого же повели-то? - опять спросил патриарх.
- Мы послали уже ворочать их, ужо увидите! - закричали вожаки.

Патриарх укорил их во лжи и клевете. Один из бунтовщиков выступил вперед и стал громко читать грамоту, сочиненную в Тушине, у вора. Здесь говорилось, что «князя Василия Шуйского выбрали на царство одною Москвою, а иные города того не ведают, и князь Василий Шуйский нам не люб; из-за него кровь льется и земля не умиряется; что бы нам выбрать на его место иного царя?».

Патриарх на это ответил:

До сих пор Москве - ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и никакие города не указывали, а указывала Москва всем городам. Государь царь и великий князь Василий Иоаннович всея Руссии возлюблен, избран и поставлен Богом и всеми русскими властями, и московскими боярами, и вами дворянами, всякими людьми всех чинов, и всеми православными христианами, да изо всех городов на его царском избрании и поставлении были в те поры люди многие, и крест ему целовала вся земля, что ему, государю, добра хотеть, а лиха и не мыслить. А вы, забыв крестное целование, немногими людьми восстали на царя, хотите его без вины с царства свести, а мiр того не хочет, да и не ведает, да и мы с вами в тот совет не пристанем же. А что, если кровь льется и земля не умиряется, то делается волею Божиею, а не царским хотением.

После этих слов, патриарх ушел с Лобного места к себе в покои. Слова святителя оказали громадное влияние на толпу. Послышались крики:

Смута против царя делается по наущению литовских людей! Изменники хотят сдать Москву Тушинскому вору!

Мятежники устыдились и разошлись по домам.

Для успокоения народа, патриарх снова рассылает грамоты. Отпавшим от царя он писал, что измену царю законному считает изменою вере и отступлением от Бога.

«Посмотрите, - пишет святитель, - как Отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас, не на своих ли братьев?.. Не свое ли Отечество разоряете?.. Не ко всем пишем это слово, но к тем, которые, забыв смертный час и Страшный Суд Христов и преступив крестное целование, отъехали и изменили Царю Государю Василию Ивановичу, и всей земле, и своим родителям, и своим жёнам, и детям, и всем своим ближним, и особенно Богу».

В августе того же 1609 года польский король объявил войну Москве. Сигизмунд видел, как смута разъедает Русскую землю, и решил покорить Московию. Он приказал полякам, находившимся около тушинского вора, присоединиться к королевским войскам, которые осадили Смоленск. Поляки покинули вора, и он ночью ускакал верхом в Калугу. Но осада Троицкой Лавры всё-таки продолжалась. Только в январе следующего 1610 года поляки бежали от святой обители, узнав о приближении славного русского витязя Скопина-Шуйского с наёмным Шведским войском .

Подмосковные дороги очистились. К столице опять потянулись обозы с хлебом и провизией. Москва ожила. С великим почётом москвичи встретили своего избавителя. В народе стали говорить, что хорошо было бы, если бы Царём стал всеми любимый молодой князь Михаил Скопин-Шуйский.

Эти речи дошли до Царя Василия и его родных братьев. Один из них, Димитрий Шуйский, устроил пир, на который пригласил Скопина. Это было в апреле 1610 года. Хозяйка, жена Димитрия, дочь Малюты Скуратова, поднесла Скопину кубок с отравленным вином. Народный герой разболелся и умер.

Велико было горе и сильно негодование народа. Все возненавидели Шуйских. Народ был убеждён, что героя отравили по приказанию Царя Василия. По всей земле пошла скорбная весть о гибели спасителя Троицкой Лавры и Москвы. Вскоре, 24 июня 1610 года, у села Клушина польский гетман Жолкевский разбил на голову царские войска, которыми начальствовал Димитрий Шуйский. Снова к Москве подступали: по Серпуховской и Коломенской дорогам - тушинский вор, а по Можайской - гетман Жолкевский с поляками. Тогда москвичи лишили Василия Ивановича престола и несколько позже, 19 июля, заставили его постричься в монахи.

Патриарх Гермоген пытался удержать бояр и народ от беззакония. Он плакал и умолял их, защищая Шуйского. Но на этот раз верх одержали бояре.

Великая разруха

«Болит моя душа, болезнует сердце, и все внутренности мои терзаются...
Я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братие и чада, помилуйте свои души...
Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими!»
Патриарх Гермоген

После свержения с престола Василия Шуйского власть перешла к Боярской думе, где председательствовал князь Феодор Мстиславский. Народ собирался на улицах и обсуждал, кого избрать Царём. Между боярами и дворянами не было согласия. Первый из бояр, Мстиславский, стоял за избрание польского королевича Владислава; другие хотели князя Василия Голицына. За него подавал голос и Патриарх Гермоген. «Чего вы ждёте от поляков, если не окончательного разорения царства и православной веры? - с укором говорил Патриарх Гермоген боярам.- Разве нельзя избрать на царство кого-либо из князей русских?».

И здесь Патриарх указал на древний боярский род Романовых. Из любимых народом братьев Романовых Царём мог бы быть избран Иван Никитич. Но не его назвал Патриарх Гермоген, а юного Михаила Феодоровича, отец которого, постриженный в монахи по приказанию Бориса Годунова с именем Филарета, теперь был митрополитом Ростовским. Но бояре поддерживали Мстиславского. Патриарх принуждён был уступить, однако сказал: «Если королевич крестится и будет в православной вере, то я вас благословляю. Если же он не оставит латинской ереси, то от него во всём Московском государстве будет нарушена православная вера, и пусть не будет на вас нашего благословения, а ещё наложим на вас клятву».

Бояре отправили к Патриарху выборных с просьбой благословить заключённый ими договор с Жолкевским по поводу приглашения на престол королевича Владислава. Святитель находился в Успенском соборе, когда пришли к нему выборные.

«Если в намерении вашем,- ответил он им,- нет лукавства, и вы не помышляете нарушить православную веру и привести в разорение Московское государство, то пребудет на вас благословение всего собора четырёх Патриархов и нашего смирения, а иначе - пусть ляжет на вас клятва от всех четырёх православных Патриархов и от нашего смирения, и вы будете лишены милости Бога и Пресвятыя Богородицы и примете месть от Бога наравне с еретиками и богоотступниками».

Бояре поспешили сообщить обо всём Жолкевскому, стоявшему под Москвой. Началась присяга королевичу Владиславу. Тушинский вор бежал в Калугу, где его вскоре застрелил крещёный татарин князь Урусов.

Несколько дней кряду Московские жители приносили присягу королевичу польскому. Во все города были разосланы грамоты, чтобы и там принимали присягу. Мстиславский с товарищами радовались. Но скорбен был Патриарх Гермоген. Богомудрый святитель предвидел, что не приведёт к добру избрание Царём польского королевича. Старец «плакался пред всем народом и просил молить Бога, чтобы Он воздвиг Царя русского».

Вскоре обнаружилось, что не напрасно скорбел Святейший Гермоген.

«Обманка» Сигизмунда

Бояре снарядили многочисленное посольство и отправили его под Смоленск, к польскому королю Сигизмунду. Главным послам: митрополиту Филарету (Романову), князю Василию Голицыну и князю Даниилу Мезецкому - дан был наказ просить короля отпустить королевича на царство в Москву, но с тем, чтобы Владислав сперва перешёл в православную веру, не поддерживал сношений с папой римским, а когда женится, то чтобы невесту взял из какого-либо русского, боярского рода.

Патриарх Гермоген поучал послов: «Ни на какие прелести мира не прельщаться и не иначе соглашаться на принятие Владислава, как если он будет крещён православным крещением, иначе же стоять им за веру крепко и непоколебимо страдания терпеть». Святитель написал два письма: одно - королю, а другое - королевичу. Он умолял короля отпустить сына в православие, а королевича - принять православие. И опять, обратясь к послам, горячо их просил оберечь веру. «Вы, как мученики, хотящие мучиться,- сказал Патриарх,- даже до смерти не щадите жизни своей: за таковые подвиги вы получите венцы царствия небесного». «Лучше умереть за православную христианскую веру, нежели учинить что-либо постыдное!» - отвечал Филарет.

Патриарх благословил послов:

Идите, Бог с вами и Пречистая Богородица, и великие чудотворцы, наши заступники и хранители - Пётр и Алексий, Иона и Сергий, и Димитрий, новострадальный благоверный Царевич.

Одиннадцатого сентября посольство выехало из Москвы. Король крайне неприветливо встретил послов. Их поместили в летних палатках на берегу Днепра. Во время приёма князья Голицын и Мезецкий и митрополит Филарет высказали всё, что им было поручено. И тут-то открылась «обманка» польского короля. Обнаружилось, что Сигизмунд сам хочет царствовать на Руси, а королевич выставлялся лишь для отвода глаз. Королевич, по словам Сигизмунда, молод: где же ему управиться?.. Вот когда станет постарше, тогда и может занять престол Московских Царей, а пока сам отец будет царствовать.

Послы оповестили Москву об «обманке» короля.

Жолкевский начал вести переговоры с боярами о том, чтобы впустить польские войска в Москву, для охраны столицы от шаек тушинского вора. Первосвятитель воспротивился этому. «Дело твоё, Святейший,- сказал ему на это один из бояр,- смотреть за церковными делами, а в мирские не следует тебе вмешиваться. Исстари так ведётся, что не попы управляют государством». Сторонников Патриарха стали сажать в тюрьму и подвергать всякого рода преследованиям.

Поляки заняли Москву. Гетман Жолкевский самовластно распоряжался в столице всеми делами. Зная влияние Патриарха на народ, он старался привлечь Святителя на свою сторону, но безуспешно: Святейший Гермоген прекрасно понимал, кто враги Русской земли.

Между тем, Жолкевский сообразил, что Сигизмунд, добиваясь Московского престола, затеял опасную игру, которая может окончиться для поляков печально. Гетман видел, как русские ненавидят притеснителей: торговцы на рынке даже отказываются продавать товар полякам. «Быть бунту, перебьют москвитяне всех наших» - рассуждал Жолкевский и, чтобы не попасть в беду, в середине октября уехал к королю, передав власть над Москвою и польским гарнизоном пану Гонсевскому. Гонсевский же стал усиленно ратовать за своего короля. Ему усердно помогали предавшиеся за деньги полякам боярин Михайло Салтыков и мелкий кожевник Федька Андронов.

Патриарх Гермоген один остался верен православной вере и правде. Народ обратил последние свои надежды на твёрдого духом и прямодушного святителя. Если Патриарх не поможет одолеть великую разруху,- рассуждали русские люди,- тогда, значит, не от кого ждать добра. Патриарх Гермоген сказал, что другого исхода нет, как только собрать всенародное ополчение , которое освободит Москву и всё государство от поляков, а затем избрать Царя. Народ согласился с Патриархом. Святитель начал писать грамоты, призывая русские города ополчиться для избавления святой Руси от бед.

Страдания Патриарха Гермогена

Теперь святитель открыто восстал против поляков и своими воззваниями, проникнутыми пламенной любовью к Родине, ободрял и укреплял русских людей. Мстиславский, Салтыков, Андронов и другие, видя, что в городах собираются ополчения, 5 декабря явились к Патриарху Гермогену и стали просить его: «Благослови, Владыко святый, народ на присягу королю Сигизмунду, да подпиши вот эти грамоты: дескать, русские люди во всём полагаются на его королевскую волю и готовы подчиниться ему беспрекословно. А другая грамота к смоленским нашим послам, чтоб они ни в чём не прекословили королю. Чего он хочет, тому и быть».

«Я согласен,- ответил Патриарх,- писать королю, но не о том и не так. Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. А чтобы писать так, как вы пишете, что нам всем положиться на королевскую волю и повелеть послам московским сделать то же самое, то это, ведомое дело, значит, нам целовать крест самому королю, а не королевичу; таких грамот ни я, ни прочие власти писать не будем и вам не повелеваем. Если же вы меня не послушаете, то я возложу на вас клятву и прокляну всех, кто пристанет к вашему совету. К восставшим же на защиту Отечества гражданам писать буду: если королевич примет единую веру с нами и воцарится, то повелеваю и благословляю твёрдо пребывать в послушании к нему; если же и воцарится, да единой веры с нами не примет и людей польских из города не выведет, то я всех тех людей, которые уже крест ему целовали, благословляю идти на Москву и страдать за веру до смерти».

В ответ на слова Владыки Михайло Салтыков закричал: «Я убью тебя!». Безумец выхватил нож из-за пояса и замахнулся на святителя. Патриарх Гермоген осенил его крестом и спокойно произнёс: «Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем».

Салтыков упал в ноги святителю и просил у него прощения. Гермоген простил его, а Мстиславскому сказал: «Твое начало, господине. Ты над всеми - больший честью, тебе прилично подвизаться и пострадать за православную веру; а ежели и ты прельстишься, как другие, то вскоре Бог прекратит твою жизнь, корень твой весь уничтожится, и никого не останется на земле из рода твоего». С тем и ушли изменники от Патриарха.

Между тем, из городов начали выходить ополченцы. К Москве стягивалось до ста тысяч защитников Отечества под начальством рязанского воеводы Прокопия Ляпунова. Калужане шли под начальством князя Дмитрия Трубецкого. К ним присоединился атаман Заруцкий с казаками. Масса ополченцев, шедших «умереть за святые Божии церкви и за веру христианскую», устрашила лиходеев. Польский главарь Гонсевский явился к Святейшему Гермогену и грубо сказал: «Ты - первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве!.. Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью».

«Что вы мне угрожаете? - бесстрашно ответил Патриарх.- Единого Бога я боюсь. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез неё венец. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь,- моё благословение: всем стоять и помереть за православную веру!»

За Гонсевским прибыл Салтыков и стал требовать того же, что и Гонсевский. Святитель Гермоген отвечал: «Если ты и с тобою все изменники и поляки выйдете из Москвы, то напишу, чтоб ополчения возвратились, и тогда всё умирится... Благословляю всех достойных вождей христианских утолить печаль Церкви и Отечества!»

В то же время к Патриарху приезжали послы из городов. Святитель укреплял их в любви к Отечеству и уговаривал стоять твёрдо за Родину и истинную веру. Русская земля теперь никого не хотела слушать, кроме своего первосвятителя. Русь собирала свою силу и становилась страшной незваным гостям. Кто же дал бодрость запуганному русскому народу и вызвал его на борьбу с многочисленными лиходеями? Великий старец, Патриарх Гермоген!

Он разослал по всем городам грамоты, открыто призывал народ вооружаться против поляков, разрешал от присяги Владиславу, убеждал собраться всем и двинуться к Москве. Ещё до этих грамот поляки приставили стражу к Патриарху. Теперь же они держали первосвятителя Русской Церкви под строгим надзором. Лишь изредка Патриарху удавалось поговорить, более или менее свободно, с русскими людьми, которые со всех сторон приходили к Москве, чтобы получить благословение от великого печальника родной страны. «Писать мне нельзя,- говорил в таких случаях святитель,- всё побрали поляки, и двор у меня пограбили. А вы, памятуя Бога и Пречистую Богородицу, и московских чудотворцев, стойте все заодно против ваших врагов».

Русские люди разносили по всей земле слова Патриарха. Народ воспламенялся духом и принимал твёрдую решимость пожертвовать всем за Родину. Во многих местах жители целовали крест, чтобы стоять за Москву и идти против поляков. Города начали пересылать друг другу грамоты с призывом восстать за спасение родной земли. «И мы, по благословению и по приказу Святейшего Гермогена,- говорилось в одной из таких грамот,- собрались со всеми людьми из Нижнего (Новгорода) и с окольными людьми идём к Москве».

«Первопрестольник Апостольской Церкви Святейший Гермоген Патриарх,- писали москвичи,- душу свою полагает за веру христианскую несомненно, а за ним следуют все православные христиане».

Мученик за родную землю

Ополчения, двинувшиеся из различных концов Русской земли под предводительством Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого, подошли к Москве. Вскоре, в апреле 1611 года, здесь собралось около 100.000 ополченцев. Опасаясь народного возмущения, Гонсевский освободил Гермогена на один день - в Вербное воскресенье - совершить обряд шествия на осляти.

Гонсевский с русскими изменниками ещё раз решил повлиять на старца-Патриарха. «Если ты не напишешь к Ляпунову и товарищам его, чтобы они отошли прочь, сам умрёшь злою смертию» - угрожали они. «Вы мне обещаете злую смерть,- спокойно отвечал Патриарх,- а я надеюсь через неё получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать к полкам, стоящим под Москвою,- прибавил святитель,- уж я говорил вам, и ничего другого от меня не услышите».

Тогда поляки бросили Патриарха в подземелье Чудова монастыря, держали старца впроголодь и объявили его лишённым патриаршего сана.

На страстной неделе поляки зажгли Москву, а сами заперлись в Кремле. Ляпунов загородил все пути в Москву. Подвоз припасов прекратился, и лиходеи умерли бы голодной смертью, да, на их счастье, между ополченскими воеводами происходили раздоры. Вражда привела к тому, что отважный и честный Ляпунов был убит. Ополчение расстроилось. В это же время король польский взял Смоленск с помощью изменника, который указал путь полякам в слабо защищённые смоленские ворота, а шведы заняли Новгород. Москве угрожали новые беды. Казалось, пришёл конец Русской земле. Помощи неоткуда было ожидать.

Атаман Заруцкий попытался воцарить сына Марины Мнишек и Тушинского вора. Тогда в последний раз Патриарх Гермоген из своего заточения возвысил властный голос. 5 августа 1611 года в Кремль вошёл некий свияженин Родион Мосеев, который тайно пробрался к Патриарху Гермогену. Святитель наскоро составил свою последнюю грамоту и отослал её в Нижний Новгород, где русские люди особенно скорбели о постигших Родину страданиях.

В этой грамоте великий старец посылал всем восставшим за Родину благословение и разрешение в сём веке и в будущем за то, что они стоят за веру твёрдо. «А Маринкина сына не принимайте на царство: я не благословляю. Везде говорите моим именем!» - поучал святой старец.

Последняя грамота страдальца-патриарха совершило великое дело. Когда она была получена в Нижнем Новгороде, то здешний староста Козьма Захарьевич Минин-Сухорукий воззвал к народу: «Заложить всё, жён и детей, ничего не щадить для спасения Отечества!». И снова выросло могучее ополчение. Составлялось оно всю зиму на севере, а также в Поволжье и на Оке, а весною 1612 года пошло к Москве под начальством доблестного воеводы князя Пожарского и великого гражданина Минина, и 23 октября того же года Москва была освобождена от поляков.

Ещё во время сбора второго ополчения Гонсевский пришёл в тюрьму к страдальцу-Патриарху и потребовал, чтобы святитель повелел не собираться русским людям воедино и не ходить на освобождение Москвы. «Нет! - сказал радостно Гермоген.- Я благословляю их. Да будет над ними милость Божия, а изменникам - проклятие!».

После этого поляки начали морить великого старца голодом. Святитель мученически скончался 17 февраля 1612 года, исполнив до конца святой долг преданности православной вере и Родине. Через сорок лет после кончины тело Святейшего Патриарха было перенесено из Чудова монастыря в кремлёвский Успенский собор. Там гробница святого Патриарха Гермогена находится и теперь, так же, как и гробница митрополита Филарета - родителя Царя Михаила Феодоровича Романова.

Поспешим спасти Отечество

Прошло четыреста лет. От великой разрухи сохранились в народной памяти три наиболее светлых имени: гражданин Минин, воевода князь Пожарский и Святейший Патриарх Гермоген. Дороги эти имена сердцу каждого русского православного человека. Неразрывны они между собой.

До революции 1917 года, на московской Красной площади планировалось установить памятник в честь святителя Гермогена, но этому помешала начавшаяся I-я мiровая война. Затем, это место заняла коммунистическая «святыня» - мавзолей Ленина. Каким-то чудом в советские годы уцелел двухфигурный памятник Минину и Пожарскому. С почти центрального места на Красной площади, его сместили к храму Покрова Божией Матери (по-народному: храм Василия Блаженного). Но историческая справедливость все-таки, хоть и отчасти, но восстанавливается.

В 2012 году, по благословению и под руководством святейшего патриарха Кирилла, у стен Кремля, в Александровском саду, состоялась Церемония освящения закладного камня, на месте, которое в 2013 году займет уже изготовленный памятник святителю Гермогену (автором проекта является: творческий коллектив скульпторов под руководством народного художника России С.Щербакова). Усилиями и по молитвам православных людей, и, в частности, Общероссийского общественного движения «Народный Собор» и Общественного фонда по содействию установке памятника Патриарху Гермогену, удалось претворить в жизнь это святое дело. Слава Богу.

Освобождение России, за которое с таким несокрушимым мужеством стоял святитель Гермоген, успешно завершилось русским народом по его предстательству. Тело священномученика Гермогена было с подобающей честью погребено сначала в Чудовом монастыре, затем, в 1654 году нетленные его мощи были перенесены в Успенский собор Московского Кремля.

В 1913 году Русская Православная Церковь прославила Патриарха Гермогена в лике святых. И ныне, в Успенском соборе московского Кремля, находится гробница Патриарха-мученика с его святыми мощами. В лихую годину междуцарствия святой старец врачевал слабых духом, из гроба же он исцеляет больных телесно. Он служил России при жизни, служит ей и по смерти, как молитвенник пред Престолом Всевышнего.

«Поспешим спасти Москву и Отечество!» - повторил Гермогенов клич Козьма Минин, обратясь к князю Пожарскому. «Поспешим» - отвечал князь-воевода. Москва и Отечество были спасены. Клич великого Патриарха как будто слышен и теперь. Вера святителя в великое будущее своей Родины и до сих пор укрепляет Русь православную среди всех выпавших на её долю невзгод.

О России сегодняшней

В степи покрытой пылью бренной
Сидел и плакал человек.
А мимо шел Творец вселенной.
Остановившись, Он изрек:
«Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных,
Я есть твой Бог. Я все могу.
Меня печалит лик твой грустный,
Какой нуждою ты тесним?»
И человек сказал: «Я - русский».
И Бог заплакал вместе с ним.

Николай Зиновьев

Да, велик и свят подвиг святителя Гермогена. Россия была освобождена. Но в наши дни, братья и сестры, мы, как это ни прискорбно признать, не свободны.

Стоит на коленях русская деревня. За последние 20 лет, т.н., демократических свобод и преобразований уничтожено 23 тысячи деревень, и еще 11 тысяч - дышат на ладан; 17 тысяч школ и более 40 тысяч детских садов уничтожено за тот же период . Обесточены многие наши границы. Стоят на границе с Китаем огромное количество муляжей (куклы, а не пограничники). Уничтожаются военные городки. От 2-х до 2,5 миллионов сокращается численность населения России ежегодно . «Естественная убыль» - так цинично именует официальная статистика ФМС РФ вымирание русского народа. И эту убыль она прочит восполнить «миграционным приростом» , т.е., выходцами из других стран... Более 90% активной, религиозно-ищущей, причем, ранее крещеной в Православной Церкви, русской молодежи находится в сектах... И вспоминаются слова Тараса Бульбы: «Подло завелось теперь в земле нашей... Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим!..» . О том же, почитаются ли в наши дни в РФ православные русские святыни и традиции, говорить не приходится. Кредо современного россиянина стал постулат сатанизма Алистера Кроули: «Человек - есть звезда, и поэтому: делай, что хочешь - это и есть закон жизни» .

Происходит сегодня - не побоюсь этого слова - тихий геноцид над Россией (от греч. γένος - род, племя и лат. caedo - убиваю). У нас молодежь сегодня разлагают наркотиками, алкоголем, совершенно безнравственными программами и фильмами по ТВ, компьютерными играми, где горы трупов и море крови. Чувство стыда, о котором гласит русская пословица - в ком нет стыда, в том нет и совести , - уничтожается с помощью морального и этнического релятивизма . Да, «хороша нынче свобода». Но всему, как известно, приходит свой конец. Русские люди понимают, что они не манкурты , и никогда не были без памяти. Сегодня память возвращается к русскому народу, когда против нас идет мощная информационная война.

Будет ли спасение от всего этого окаянства?...

Послесловие

"Из монастыря от инока изыдет спасение России " - сказал в свое время великий русский писатель Ф.М. Достоевский, видя надвигающуюся над Россией бурю революционной вакханалии. Комментируя эти слова, наш современник, собрат Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле (США), инок Всеволод (Филипьев) сказал:

«Слова эти явно пророческие и уже сбылись в историческом плане. До революции в России были тысячи монастырей и тысячи монашествующих. Куда после переворота делись эти монахи? Кто-то был репрессирован, кто-то отрекся от веры, но большинство "растворились" в нашем обществе, в миру. Они жили в деревнях, крестили детей, многие впоследствии были репрессированы и мученически окончили свою жизнь. По их молитвам теперь идет воскрешение Руси. Есть у этих слов и духовный смысл. Инок - человек иной, не такой как все. И одна из важнейших черт христианина - это неотмирность. В этом смысле все христиане - иноки. И они должны этот свет инобытия, иного мира - мира светлого, мира Господня - нести в наш мир.

Еще одно толкование этим словам дал приснопамятный брат Иосиф Муньос. Он сказал: "России нужен пример настоящего монаха, который совершенно отверг себя миру и предал себя Богу". Такие примеры издревле вдохновляли православных: преподобные Сергий Радонежский, Антоний и Феодосий Киево-Печерские... В тайном постриге был и сам мученик Иосиф. Не умоляя достоинств семейной жизни, Господь указал нам и путь аскетической, иноческой жизни, всецелого предания себя Богу. Вот поэтому, чем больше людей будет идти этим путем, тем больше у России будет возможности очиститься, покаяться, что в духовном смысле будет означать спасение России».

Мне бы искренне хотелось пожелать всем нам, братья и сестры, помощи Божией, крепости духа, благой рассудительности, мира и ревности по Бозе! По молитвам священномученика Гермогена. Во славу Господа нашего Иисуса Христа и России!

иеромонах Савва (Кристинин)
г. Благовещенск.
декабрь 2012 г.

Примечания:

Юрий Богданович Отрепьев («полуимя» - Гришка Отрепьев) - бывший монах, дьяк Чудова монастыря (в московском Кремле), одно время выполнял секретарские обязанности при патриархе Иове. Сын галичского дворянина Богдана Отрепьева. Был близок к семейству бояр Романовых, служил у Михаила Никитича. Около 1601 года бежал из монастыря.

Объединение подавляющей части русского народа в черные общины и сотни делало его хорошо организованной силой, способной противостоять любому врагу. Недаром огромную роль черные сотни сыграли в формировании народного ополчения 1612 г. под руководством черносотенца Козьмы Минина и князя Пожарского.

Многовековая жизнь русского народа в условиях общины и черной сотни сделала черносотенство чертой национального характера коренных русских людей, выражая непоколебимую любовь к народным традициям, обычаям и идеалам, в XIX в. воплотившимся в формулу «Православие - Самодержавие - Народность». Черносотенство как чувство патриотической мощи и единения многих русские люди сумели сохранить и после космополитических реформ XVIII - XIX вв. Враги России смертельно ненавидели черносотенство как выражение коренного русского духа, понимая, что, пока оно живо, русский народ им не победить.

Начиная с сер. XIX в. враги исторической России - революционеры и масоны всех мастей - стремятся дискредитировать высокое чувство черносотенства, унизить его, придать ему ругательный смысл. В устах революционеров, масонов и связанных с ними либералов слово «черносотенец» становится тождественным выражению «враг революции». А так как главными революционерами были евреи, то понятие «черносотенец» отождествляется революционерами также со словом «антисемит».

Русские патриоты - противники революции, конечно, не возражали, что их называют славным именем «черносотенцы». Один из миллионов русских черносотенцев, оставшийся неизвестным, выразил дух черной сотни в стихотворении:

Кто, молитву творя,
Чтит народ и царя,
В ком ни сердце, ни ум не шатаются,
Кто под градом клевет Русь спасает от бед, -
Черносотенцем тот называется”

российский историк, доктор экономических наук, писатель, директор общественной органазации «Институт русской цивилизации» О.А.Платонов, книга «Война с внутренним врагом», стр. 17-18

Алексей Михайлов: «За последние 15 лет в России было закрыто более 40 тысяч детских садов».

2 марта - память священномученика Гермогена, Патриарха Московского и всeя России, чудотворца. Среди святых защитников нашего Отечества Патриарх Гермоген стоит в одном ряду со святым благоверным князем Александром Невским и Преподобным Сергием Радонежским.

Во времена государя Алексея Михайловича Романова летописец писал о Патриархе Гермогене: «Один среди врагов неистовых и гнусных изменников, великий святитель Божий в темной келье сиял добродетелью, как лучезарное светило Отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в народе жизнь и ревность к великому делу». Современники же называли его «адамантом веры».

Главный подвиг своей жизни - твердое противостояние воцарению над Россией инославного государя, вдохновенную проповедь освобождения страны от иноземных захватчиков - Патриарх Гермоген совершил уже в глубокой старости.

Пастырь Казанский

Родился Ермолай (таково было мирское имя святителя) около 1530 г. в семье донских казаков. По другим сведениям, родственниками Ермолая были князья Голицыны или Шуйские. Некоторые историки возводили его род к низам дворянства или городскому духовенству.

Юношество и зрелые годы святого проходили на фоне могучих исторических сдвигов: царствование Ивана IV, опричнина, покорение Астрахани и Казани, Ливонская война, воцарение Бориса Годунова и кровавая трагедия в Угличе...

В какой-то степени Ермолаю было проще - далеко от столичных хитросплетений: он служил тогда Господу на самом восточном рубеже Московского царства. Еще подростком он ушел в Казань и поступил в Спасо-Преображенский монастырь, где святитель Варсонофий обучил и укрепил его в вере. Служение будущего патриарха началось там же, в Казани, приходским священником при гостинодворской церкви Святителя Николая. По отзывам современников, священник Ермолай уже тогда был «муж зело премудростью украшенный, в книжном учении изящный и в чистоте жития известный».

Доподлинно известно, что после чуда 8 июля 1579 г. с явлением Казанской иконы Божией Матери Бог судил именно ему первому «взять от земли» святой образ, показать его собравшимся горожанам и потом торжественно, с крестным ходом, перенести в ближайший Никольский храм.

Позже, уже став митрополитом, Гермоген составит службу Царице Небесной «в честь иконы Ее Казанской». Его вдохновенный тропарь празднику «Заступнице Усердная» мы по-прежнему поем в храмах. Его перу приписывают также «Сказание о явлении Казанской иконы Божией Матери и совершившихся от нее чудесных исцелениях», отправленное духовенством Ивану Грозному. Все эти чудеса святитель видел своими глазами и осязал руками.

Предполагают, что в 1587 г., после смерти супруги, имени которой история не сохранила, батюшка Ермолай приехал в Москву, где в Чудовом монастыре принял постриг под именем Гермогена (Ермогена).

За два года из простого монаха Гермоген возводится в сан архиепископа, его кафедра становится митрополией, а он сам, соответственно, митрополитом Казанским и Астра¬ханским. Став пастырем обширной паствы, святитель Гермоген сделал все, чтобы обращение в православие местного населения не было формальным и православная вера укрепилась в этом крае.

Святитель Гермоген стал инициатором восстановления древней церковной службы апостолу Андрею Первозванному на основе полного перевода ее с греческого на церковнославянский язык. Он создал современную редакцию «Повести о Петре и Февронии, муромских чудотворцах».

Уже будучи Патриархом, в самый разгар смуты, охватившей страну, Гермоген методично продолжает исправление церковно-богослужебных книг, начатое еще преподобным Максимом Греком. Первосвятитель лично «свидетельствует» новый печатный перевод Евангелия, сборник «Четьи-Минеи». Под наблюдением Патриарха в Москве, захваченной поляками, делают станки для печатания богослужебных книг, строят новое здание типографии взамен старого, погибшего в пожаре 1611 г.

Его просветительское наследие велико и разнообразно. И все-таки не эти высокие труды сделали имя Патриарха Гермогена духовным знаменем в роковой для России час.

Витки Смуты

Историки до сих пор спорят об истоках великой русской Смуты начала XVII в. Среди ее глубинных причин одни называют создание Иваном Грозным опричной «антисистемы» внутри государства, другие говорят об истощении царства войнами с Литвой и о двух страшных засухах при Борисе Годунове. Третьи указывают на главную причину - умаление нравственных ориентиров и национального единства, вызванное недостойным поведением тогдашней государственной элиты.


Событийный концентрат Смуты, казалось, выплеснулся прямо из потустороннего мира. Тень зарезанного в Угличе и канонизированного позже царевича Димитрия, воплотившись в двух крупных и десятке мелких самозванцев, в течение восьми лет собирала под свои знамена толпы обманутых, вперемешку с шайками своих и зарубежных авантюристов, чтобы, терзая страну, довести ее почти до погибели. Погибель заключалась не только в крайнем разорении, людском опустошении, иностранном вмешательстве. Она была в страшном разложении моральных скреп, образующих тело и душу государства.

Современникам Патриарха Гермогена было от чего потерять голову. Сегодня «царевичу Димитрию» целуют крест как помазаннику Божию, а завтра называют «вором и собакой». Бывшая царица, инокиня Марфа то признает чудесно воскресшего сына, то всенародно кается в этом признании. Четыре царя сменяются на троне за один год, из них двое убиты; города сами решают, кого им признавать за правителей, в Московском же Кремле служат католические мессы... Каннибализм, злодейство, разграбление храмов, массовое предательство и вероотступничество... Сами поляки порой удивлялись зверствам «православных» казаков в захваченных русских селах и городах.

Не станем пересказывать известные исторические факты, напомним лишь узловые события Смуты. Когда первый Лжедмитрий со своей польской свитой победным маршем прошествовал к столице и воссел на троне московских царей, голоса митрополита Гермогена не было слышно. Скорее всего, подобно большинству русских людей, митрополит вначале верил, что человек, пришедший из Польши, - родной сын Ивана Грозного.

Но когда псевдо-Дмитрий собрался сделать русской царицей католичку Марину Мнишек, святитель Гермоген не смог смолчать. А еще самозванец решил «облагодетельствовать» митрополита, назначив его на крупную государственную должность в Боярскую думу, нареченную на польский манер «сенатом». Можно только догадываться, сколь велико было раздражение Лжедмитрия, когда вместо благодарности строптивый Казанский митрополит на пару с епископом Коломенским Иосифом осмелился письменно настаивать на обязательном крещении будущей русской царицы в православие.


Обозленный царь приказал лишить Гермогена сана и отправить в заточение в Казань. Приказ исполнить не успели: через день Лжедмитрий был свергнут заговорщиками во главе с князем Василием Шуйским - и убит. Вскоре боярские соратники на лобном месте «выкликнули» Шуйского царем.

Голос Патриарха

Василий Шуйский долго колебался в выборе нового Патриарха. Прямой и даже крутой нрав Гермогена в вопросах веры был известен ему. Но понимал он и другое: шаткой власти «боярского» царя нужна была мощная легитимная подпора в лице принципиального и популярного в народе митрополита Гермогена. И 3 июля 1606 г. в Москве Собором русских иерархов митрополит был поставлен Патриархом Московским. Вскоре вразумляющий, обличающий голос Патриарха вновь услыхала вся страна.

Еще перед появлением на исторической сцене Лжедмитрия II - темного персонажа неизвестной национальности (после его убийства в багаже самозванца обнаружили Талмуд) под его именем полыхнуло «крестьянское восстание» Ивана Болотникова. «Побивайте бояр, отнимайте их достояние, убивайте богатых, делите их имение...» - призвали «облыжные» грамоты болотниковского «войска». Подрывное воздействие этих призывов на умы современников вполне можно сравнить со знаменитым бухаринским «грабь награбленное».

Однако идеологом и руководителем новой волны смуты был вовсе не солдат Болотников, а любимец первого самозванца князь Григорий Шаховской - путивльский воевода, похитивший государственную печать и сфабриковавший с ее помощью «царские грамоты» о «чудесном спасении царя Димитрия от рук Шуйского».


Патриарх Гермоген горячо принялся противодействовать этим клеветническим выпадам против законной власти. Сначала для увещевания смутьянов он отправил к ним митрополита Крутицкого Пафнутия. Следующим шагом Патриарха стала рассылка по всей России грамот, в которых твердо говорилось о действительной «погибели вора и еретика Лжедимитрия», о перенесении в Москву и явлении святых мощей истинного царевича Димитрия. Увидев, что и этого недостаточно, Гермоген предал анафеме Болотникова и других зачинщиков новой смуты. Меры возымели свое действие, и бунт начал было стихать. Но вскоре объявился новый «царь Димитрий», и все началось сначала.

Переодетые иезуиты с латинским крестом шли обращать в католичество Русь, «вольные казаки» - грабить недограбленное. Кроме совсем уж темных людей мало кто верил, что новый самозванец - царь Димитрий. Бояре и другие именитые люди присоединялись к нему из-за злой зависти к «выскочке» Шуйскому, низкой корысти или просто из страха перед растущей силой. Толпы же простых крестьян и горожан шли к новому «Димитрию» от отчаянья, голода, из-за ненависти к боярской власти вообще.

А из Польши тем временем прибыли отряды гетмана Жолкевского, одержавшие новые победы над московским войском. Менее чем за год Лжедмитрию II покорилась почти вся Южная и Средняя Россия. Со своими русско-польско-казацкими вооруженными отрядами он встал в подмосковном Тушине, создав там на несколько лет как бы альтернативную столицу страны. И в Тушино из Москвы стали перебегать и целовать ему крест поодиночке и группами «малые и большие людишки». Некоторые с утра получали у «тушинского вора» жалованье, а к вечерне бежали обратно к Шуйскому - каяться. И там еще получали. Увы, в таком цинизме отметились тогда многие древние боярские роды.


Неимоверно тяжело приходилось в этом смраде первосвятителю русскому. Тяжесть усугублялась повсеместной нелюбовью к царю Василию, с которым у самого Патриарха были весьма непростые отношения.

Жадный, малодушный, ограниченный, Шуйский был метко прозван в народе «Шубником». Легитимность его воцарения на трон все время оставалась под вопросом: «избран» кучкой заговорщиков-бояр, венчался на царство без Патриарха...

Однако все несчастное время правления Василия Шуйского святитель Гермоген горячо ратовал и убеждал соотечественников быть верным этому царю. Почему? Здесь нет загадки. Плохой или хороший, царь Василий был православным и не был самозванцем. При этом он противостоял второму самозванцу и шедшим с ним разбойникам, шляхтичам, агентам папства.

После внезапной смерти молодого талантливого воеводы Скопина-Шуйского по Москве разнеслись слухи о его отравлении родственниками царя Василия. И народная нелюбовь к московскому царю переросла в ненависть.

Один раз Патриарха буквально силком вывели на лобное место. Зачинщики выкрикивали справедливые, а еще больше облыжные обвинения против Шуйского, требуя от Патриарха одобрения их бунта. Распаляя толпу на вседозволенность, пожилого первосвятителя кое-кто стал уже легонько заушать. Тогда Патриарх смело возвысил голос в защиту законного царя, обличив подстрекателей в пособничестве тушинскому вору. «А то, что кровь льется и земля не умиряется, так то - волею Божиею, а не царским хотением», - сказал первосвятитель в завершение и побрел сквозь притихшую толпу в свои покои.

В следующий раз бунтовщиков было больше, и верховодили ими уже бояре. Василия Шуйского лишили престола и насильно постригли в монахи. Двое бояр держали бледного царя Василия за руки, а третий, князь Василий Тюфякин, произносил вместо него обеты. Насильно удерживаемый при этом кощунстве Гермоген плакал, не переставая называть Шуйского царем, а монахом считая отныне князя Тюфякина.


«Среди врагов неистовых и гнусных изменников»

Поразительно ярко высвечивается правда святителя Гермогена на фоне нравственного падения значительной части светской, да и церковной элит. На кого было еще смотреть, к кому прислушиваться тем русским людям, кто не желал впадать в окружающий «беспредел», кто радел о Руси православной?

А ведь иные бояре и дворяне, пообщавшись с поляками во время первого самозванца, от дедовских обычаев уже и нос воротили, откровенно желали ополячиться во всем. Даже папская ересь их уже не страшила... Как и «семибоярщина», вершившая власть над страной после свержения Василия Шуйского. Именно ее верховоды во главе с князем Мстиславским решили призвать в столицу поляков - тайно открыли ворота города польским отрядам гетмана Жолкевского, предварявшим воцарение в Кремле королевича Владислава или его отца короля Сигизмунда. Перед этим пришли к Патриарху просить благословения. «Да не бывать тому!» - ответствовал им Гермоген. А они ему: «Дело твое, Святейший, смотреть за церковными делами, а в мирские не следует тебе вмешиваться. Исстари так ведется, что не попы управляют государством». И надменные иноверцы въехали в Москву как хозяева.

С этой поры Патриарха стали все больше и больше стеснять. Но в это же время все громче по стране разносилось воспламеняющее пастырское слово. Кроме изменников, в Кремле были и патриоты, помогавшие выносить патриаршие послания на волю, рассылать их по городам и весям.


Патриарх Гермоген умолял бояр выбрать нового царя из древнего русского рода, указывая, в частности, на Романовых. Увидев же, что они настаивают на призвании королевича Владислава, скрепив сердце, согласился. Но выставил два жестких условия: «Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. Если же вы меня не послушаете, то я возложу на вас клятву и прокляну всех, кто пристанет к вашему совету».

Вскоре стало ясно, что Сигизмунд и не думает выполнять эти условия. «Польская боярская партия» теперь потребовала от Патриарха благословения на подчинение королю-католику без всяких условий. В ответ на твердый отказ один из них, Михаил Салтыков, выхватил нож и замахнулся им на Гермогена. Патриарх осенил его крестом и спокойно ответил: «Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем!»

Зашатался боярин Салтыков, упал в ноги святителю прощения просить. Простил его Гермоген - но только за этот поступок. А на своем твердо остался стоять.

Так же твердо стоял он, благословляя горожан Смоленска не открывать ворота войскам Сигизмунда. Столь же непреклонно отверг он сперва вкрадчивые, а потом гневные требования хозяев Кремля остановить первое народное ополчение, во главе которого встал патриот Прокопий Ляпунов. Тогда-то и заключили Патриарха Гермогена окончательно в келье Чудова монастыря, где много лет назад принял он святую схиму.

Опрометчиво согласившийся на помощь разбойного казацкого атамана Заруцкого, честный Прокопий был оболган и пал под казацкими саблями у стен осажденной Москвы. Ополчение рассыпалось. Оставшиеся без домов и надежд москвичи бежали вон из города, а поляки праздновали победу.

Казалось, что теперь-то православному царству Московскому точно пришел конец. Что оставалось Патриарху? Молиться, готовиться к смерти? Или более того - смиренно принять все случившееся как окончательный Божий приговор Русской земле? Однако вместо этого Патриарх Гермоген пишет все новые грамоты, обращенные к русским людям всех сословий. В них он разрешает народ от присяги Владиславу, призывает вооружаться и идти новым ополчением на Москву.

К Патриарху перестали допускать посетителей, лишили его бумаги и пера. Последнее из своих воззваний святитель сумел составить и передать в Нижний Новгород 5 августа 1611 г.

Гермогеновы грамоты совершили чудо, воспламенив сердце нижегородского городского старосты Козьмы Захарьевича Минина, по прозвищу Сухорукий. «Заложим домы, жен и детей своих ради спасения Отечества» - таков был знаменитый мининский отклик на «глас вопиющего» кремлевского узника. К делу подключился князь Дмитрий Пожарский, поскакали от города к городу переговорщики - и вновь вырос страшный для захватчиков и предателей исполин народной войны, благословленной первоиерархом церковным.

Последний акт этой драмы, закончившейся физической смертью и великой духовной победой ее героя, начался с диалога.
К Патриарху в заточение вошел гетман Гонсевский с другими поляками:

Ты - первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве!.. Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью.

Что вы мне угрожаете? Единого Бога я боюсь. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез нее венец. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь - мое благословение: всем стоять и помереть за православную веру!

После девяти с лишним месяцев голода святитель Гермоген умер как мученик 17 февраля/1 марта 1612 г. Через месяц Москва была окружена кольцом народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского. А еще через несколько месяцев - 23 октября - поляки, вконец оголодавшие, потерявшие человеческий облик, с позором выходили из оскверненного ими Кремля.

Православными русскими людьми был сформулирован исторический урок тех событий: никакие политические расчеты, никакая материальная мощь не спасет Россию от врагов, коль скоро она отвернется от своей главной роли - хранительницы православной веры в этом мире.

Благословенъ Господь Богъ мой,
научаяй руце мои на ополченiе,
и персты моя на брань.

Кафисма 20-я, псалом 143

400 лет со дня освобождения

В ноябре 2012 года состоялся большой юбилей освобождения Москвы от польско-литовских оккупантов. 400 лет тому назад - дата более чем значительная. Несмотря на то, что сам день (по светскому календарю 4-е ноября - «День народного единства») прошел по стране без особых чествований и торжеств, в православных храмах прошли торжественные службы, прошли Крестные хода во славу Божию и богоспасаемого Отечества нашего. По многим городам состоялся Русский марш, как национально-волевой акт русских людей, ныне живущих в России.

Главная заслуга в освобождении Москвы от поляков (или, как тогда говорили, от ляхов) принадлежит патриарху московскому и всея Руси Гермогену, который обратился с воззванием к народу русскому, дабы созвать ополчение. Его святым молитвам, его первопастырскому благословению и, наконец, мученическому подвигу за веру и Отечество обязаны мы своей жизнью, своей верою, тем, что была освобождена Русь Святая от недоверков (по выражению Н.В.Гоголя), и, тем самым, история ее не прекратилась.

«Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас, не на своих ли братьев,?.. Не свое ли отечество разоряете?.. ». Эти слова, сказанные в далеком 1609 году, принадлежат святителю Гермогену. В своей грамоте для отпавших от царя, измену царю законному, патриарх Гермоген называет изменою вере и отступлением от Бога.

Начало служения Родине

Великий печальник за Русскую Землю, патриарх Гермоген происходил из донских казаков и родился в одной из придонских станиц (по другим сведениям, родоначальниками его были князья Голицыны).

По преданию, при святом крещении младенцу дали имя: Ермолай. Подростком он ушел в Казань и поступил причетником в Спасо-Преображенский монастырь. Здесь отрок Ермолай, под руководством старца Варсонофия, обучался и укреплялся в вере и благочестии. С годами Ермолай был посвящен в священнический сан и определен к церкви святителя Николая.

В это время (8/21 июля 1579 года), совершилось явление Казанской иконы Божией Матери. Богоматерь явилась во сне девятилетней дочери стрельца Онучина, Матрене, и повелела ей объявить архиепископу Иеремии и городским властям, что на месте сгоревшего дома Онучиных скрыта в земле икона Ея. Девочка исполнила повеление. Жители толпами спешили к священному месту. Архиепископ Иеремия с духовенством совершил крестный ход, поднял явленную икону и велел нести ее в ближайшую церковь святителя Николая.
Нес икону плакавший от умиления, никольский священник - будущий патриарх Гермоген.

Вскоре отец Ермолай лишился жены и принял монашеский постриг, с именем Гермогена. Новый инок отличался благочестием, хорошо знал Священное Писание, творения святых отцов и церковную историю. Царь Феодор Иоаннович, сын Иоанна Грозного, возвел его в сан казанского митрополита.

В Казани владыка Гермоген трудился усердно, насаждая православную веру среди покаренных татар и прославляя русское имя. Народ очень почитал его, как великого постника и человека подвижнической жизни. Но Казань была только началом незабвенного служения святителя Русской Земле.

Бедствие

В это время Русь постигло страшное бедствие.

В 1598 году прекратился, со смертью царя Феодора (сына Иоанна Грозного), правивший Русью дом Рюрика. На престол вступил избранный земским собором Борис Годунов. Младший же сын Грозного, царевич Димитрий, еще при жизни царя Феодора, был зарезан в Угличе (15/28 мая 1591 г.). В народе говорили, что убийцы были подосланы братом царицы, Борисам Годуновым.

После смерти Феодора, несколько лет Годунов царствовал спокойно. Но затем начались голодные годы и повальные болезни. Царь Борис старался расположить к себе народ - кормил неимущих, давал работу безработным, - но народ не успокаивался. Началась смута. Явился первый самозванец, который принял на себя имя убиенного царевича Димитрия. Кто был этот человек - не известно и по сие время (по версии Карамзина, это был Гришка Отрепьев ). Но он объявил себя сыном Грозного и утверждал, что в Угличе зарезали подставного младенца, а его - истинного царевича - укрыли, мол, от убийц и спасли.

Этот, назвавшийся Димитрием, объявился в Польше. Польский король воспользовался случаем, чтобы причинить зло ненавистному для него московскому государству: он пообещал самозванцу всяческое содействие и дал ему отряд войска.

И вот, в августе 1604 года, Лжедимитрий переправился через Днепр и вступил в русские пределы. Самозванец разбил царскую рать. Положение Годунова сделалось отчаянным. 29 апреля 1605 года он скоропостижно скончался.

Самозванец же беспрепятственно достиг Москвы и... венчался на царство. Новый царь окружил себя поляками, обнаруживал пренебрежение к русским обычаям, не ходил к церковным службам, не соблюдал постов. Православная вера ему была как бы совершенно чужою. Так как патриарх Иов явно не сочувствовал мнимому царю, то назвавшийся Димитрием лишил старца патриаршей власти, послал его в заточение в городок Старицу и поставил патриархом Игнатия.

В Москву, между тем, приехала полька Марина Мнишек, на которой самозванец еще ранее задумал жениться. Русские дали понять Лжедимитрию, что Мария Мнишек должна перейти в Православие. От имени Архиерейского собора высказался казанский митрополит Гермоген.

Не подобает, - говорил святитель, - православному царю брать некрещеную и вводить во святую церковь. Не делай так, царь: никто из прежних царей так не делал, а ты хочешь сделать.

Самозванец приказал лишить Гермогена сана и отправить в заточение в Казань. Однако, кара не постигла твердого духом святителя. Утром 17-го мая 1606 года, когда названный царь Димитрий еще спал, князь Василий Шуйский с мечом и крестом в руках въехал на коне в Кремль, через Спасские ворота. С колоколен раздался набат. Москвитяне толпами хлынули к Кремлю. Лжедимитрий был выброшен из окна и тут же убит. Его зарезали, затем сожгли и, как повествует А.С.Пушкин в исторической повести «Капитанская дочка», зарядили его пеплом пушку и выпалили. Что ж, воистину «Смерть грешника люта» (Псалом 33, 22).

Мария Мнишек успела спастись.

Гермоген - патриарх

Через три дня после гибели самозванца, бояре и московские люди собрались на Лобном месте, у кремлевских стен, и провозгласили царем князя Василия Иоанновича Шуйского, избавившаго Московское государство от первого Лжедимитрия.

Царь Василий собрал духовный собор и предложил избрать митрополита Гермогена всероссийским патриархом. Ставленник самозванца, Игнатий был низложен. И вот, 3 июня 1606 года, архипастыри возвели казанского святителя в патриарший сан. Между тем смута не прекращалась. Снова пошел слух, что назвавшийся царем Димитрием не погиб 17 мая, а бежал из Москвы и жив; из окна же выбросился кто-то другой. Темный люд был растерян. Стало даже хуже прежнего. Появились разбойничьи шайки. Как при первом самозванце, заволновалась Украйна.

Патриарх Гермоген повелел перенести из Углича в Москву мощи царевича Димитрия, самозванца же предал церковной анафеме. Многие, слава Богу, образумились, но неразумных людей оказалось тоже не мало. Вожаками бунтовщиков явились путивльский воевода князь Григорий Шаховской и холоп Иван Болотников. Восстала вся Северная земля. Шаховский разсылал указы, прикладывал к ним похищенную царскую печать, и призывал всех к мятежу против царя Василия Шуйского.

В это время, возвысил свой голос против зачинщиков смуты патриарх Гермоген. Сначала, для увещания мятежников, он отправил крутицкого митрополита Пафнутия. А когда это не помогло - разослал по городам грамоты. Первые грамоты он отправил 29 и 30 ноября 1606 года. Первосвятитель писал, что изменники распускают слухи, будто бы Димитрий жив. Патриарх опровергал эти слухи и убеждал народ быть верным царю Василию Ивановичу. Патриаршие грамоты оказывали большое влияние на народ, из городов стали приходить в Москву люди на царскую службу. Шуйский снарядил войско против Болотникова, под начальством своего племянника, юного, доблестного князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Герой на голову разбил Болотникова... Холоп с Шаховским бежали в Калугу и там укрепились. Собрались около них необузданные люди. Снова послал царь войско, но оно передалось на сторону бунтовщиков, которые перешли из Калуги в Тулу. В то же время, в городе Стародубе появился новый самозванец - Лжедимитрий второй, также, как и первый, - человек неизвестного происхождения (по одной из версий - крещеный еврей Богданко).

Патриарх Гермоген проклял Болотникова и его единомышленников, а царю посоветовал самому выступить с войском против тульских злодеев, чтобы не дать им соединиться с самозванцем. Одновременно, святитель разослал грамоты по всему государству, оповещая о походе и указывая, кто были изменники Родине. Шуйский послал вперед доблестного племянника своего Скопина-Шуйского с отрядом. Стояла осень 1607 года. Скопин снова одержал победу. Подоспевший царь осадил Тулу. Туляки взмолились о прощении. Болотников и Шаховской были схвачены. Царь торжественно возвратился в Москву.

Самозванец же, перезимовав на Полесье, двинулся весною к Москве, со своими и польскими шайками. В мае 1608 года, под Болховом произошло сражение между его и царскими отрядами. Победил самозванец и уже без помехи пошел дальше. К началу июня он находился в селе Тушине (совсем недалеко от Москвы), отчего и получил прозвище «Тушинского вора». Осенью пришел польский полководец Сапега с семью тысячами поляков; с ним прибыла и Марина Мнишек, которую Сапега перехватил по дароге в Польшу. Недолго думая, Марина признала Тушинского вора своим мужем и осталась в Тушине.

Осада Троицкой Лавры

Не решаясь взять Москву приступом, тушинцы осадили Троице-Сергиеву лавру, где было много богатой утвари, дорогих облачений и жемчуга. Все это были приношения благочестивых царей, князей, бояр и других богомольцев. Злодеи решили завладеть богатствами обители. 30 тысяч поляков окружили лавру и стали подводить подкопы. Царь послал, в помощь монахам и монастырским крестьянам, отряд стрельцов с воеводами Голохвостовым и Долгоруким, а племянника Скопина-Шуйского отправил к шведскому королю нанять 15 тысяч шведских ратников, для борьбы с крамольниками, поляками и Тушинским вором. С 23-го сентября 1608 года, в продолжении шестнадцати месяцев , Троице-Сергиева лавра выдерживала осаду, хотя монахов и стрельцов было вдесятеро меньше , чем поляков. Осажденные терпели голод, но не сдавались. День и ночь в храмах совершались богослужения; одни иноки молились, другие сражались, лили со стен кипяток, и горячую смолу на врагов, ходили и на вылазки. Тяжко им было, от голода болезни развивались.

Впрочем, не лучшее положение испытывали и московские жители. Поляки и тушинци рыскали вокруг столицы и не пропускали в нее торговцев. В Москве наступила страшная дороговизна всех съестных припасов. Неудовольствие против Шуйского в народе росло. Князь Роман Гагарин, Григорий Сумбулов и Тимофей Грязной, 17 февраля 1609 года, собрали толпу буянов, явились в Кремль, и стали звать патриарха Гермогена на Лобное место. Святитель отказался. Его схватили и насильно повели. На площади патриарх спросил толпу, что ей нужно. Верховоды закричали:

Шуйский тайно побивает и топит нашу братию, дворян и детей боярских, и жен, и детей их втайне истребляет, и таких побитых уже с две тысячи! Вон и теперь нашу братию повели топить.
Патриарх Гермоген строго взглянул на бунтовщиков и спокойно задал им вопрос:
- Как же это могло статься, что мы ничего не знали? В какое время и кто именно погиб?
- Да вот и теперь повели! - кричали из толпы.
- Да кого же повели-то? - опять спросил патриарх.
- Мы послали уже ворочать их, ужо увидите! - закричали вожаки.

Патриарх укорил их во лжи и клевете. Один из бунтовщиков выступил вперед и стал громко читать грамоту, сочиненную в Тушине, у вора. Здесь говорилось, что «князя Василия Шуйского выбрали на царство одною Москвою, а иные города того не ведают, и князь Василий Шуйский нам не люб; из-за него кровь льется и земля не умиряется; что бы нам выбрать на его место иного царя?».

Патриарх на это ответил:

До сих пор Москве - ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и никакие города не указывали, а указывала Москва всем городам. Государь царь и великий князь Василий Иоаннович всея Руссии возлюблен, избран и поставлен Богом и всеми русскими властями, и московскими боярами, и вами дворянами, всякими людьми всех чинов, и всеми православными христианами, да изо всех городов на его царском избрании и поставлении были в те поры люди многие, и крест ему целовала вся земля, что ему, государю, добра хотеть, а лиха и не мыслить. А вы, забыв крестное целование, немногими людьми восстали на царя, хотите его без вины с царства свести, а мiр того не хочет, да и не ведает, да и мы с вами в тот совет не пристанем же. А что, если кровь льется и земля не умиряется, то делается волею Божиею, а не царским хотением.

После этих слов, патриарх ушел с Лобного места к себе в покои. Слова святителя оказали громадное влияние на толпу. Послышались крики:

Смута против царя делается по наущению литовских людей! Изменники хотят сдать Москву Тушинскому вору!

Мятежники устыдились и разошлись по домам.

Для успокоения народа, патриарх снова рассылает грамоты. Отпавшим от царя он писал, что измену царю законному считает изменою вере и отступлением от Бога.

«Посмотрите, - пишет святитель, - как Отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас, не на своих ли братьев?.. Не свое ли Отечество разоряете?.. Не ко всем пишем это слово, но к тем, которые, забыв смертный час и Страшный Суд Христов и преступив крестное целование, отъехали и изменили Царю Государю Василию Ивановичу, и всей земле, и своим родителям, и своим жёнам, и детям, и всем своим ближним, и особенно Богу».

В августе того же 1609 года польский король объявил войну Москве. Сигизмунд видел, как смута разъедает Русскую землю, и решил покорить Московию. Он приказал полякам, находившимся около тушинского вора, присоединиться к королевским войскам, которые осадили Смоленск. Поляки покинули вора, и он ночью ускакал верхом в Калугу. Но осада Троицкой Лавры всё-таки продолжалась. Только в январе следующего 1610 года поляки бежали от святой обители, узнав о приближении славного русского витязя Скопина-Шуйского с наёмным Шведским войском .

Подмосковные дороги очистились. К столице опять потянулись обозы с хлебом и провизией. Москва ожила. С великим почётом москвичи встретили своего избавителя. В народе стали говорить, что хорошо было бы, если бы Царём стал всеми любимый молодой князь Михаил Скопин-Шуйский.

Эти речи дошли до Царя Василия и его родных братьев. Один из них, Димитрий Шуйский, устроил пир, на который пригласил Скопина. Это было в апреле 1610 года. Хозяйка, жена Димитрия, дочь Малюты Скуратова, поднесла Скопину кубок с отравленным вином. Народный герой разболелся и умер.

Велико было горе и сильно негодование народа. Все возненавидели Шуйских. Народ был убеждён, что героя отравили по приказанию Царя Василия. По всей земле пошла скорбная весть о гибели спасителя Троицкой Лавры и Москвы. Вскоре, 24 июня 1610 года, у села Клушина польский гетман Жолкевский разбил на голову царские войска, которыми начальствовал Димитрий Шуйский. Снова к Москве подступали: по Серпуховской и Коломенской дорогам - тушинский вор, а по Можайской - гетман Жолкевский с поляками. Тогда москвичи лишили Василия Ивановича престола и несколько позже, 19 июля, заставили его постричься в монахи.

Патриарх Гермоген пытался удержать бояр и народ от беззакония. Он плакал и умолял их, защищая Шуйского. Но на этот раз верх одержали бояре.

Великая разруха

«Болит моя душа, болезнует сердце, и все внутренности мои терзаются...
Я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братие и чада, помилуйте свои души...
Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими!»

После свержения с престола Василия Шуйского власть перешла к Боярской думе, где председательствовал князь Феодор Мстиславский. Народ собирался на улицах и обсуждал, кого избрать Царём. Между боярами и дворянами не было согласия. Первый из бояр, Мстиславский, стоял за избрание польского королевича Владислава; другие хотели князя Василия Голицына. За него подавал голос и Патриарх Гермоген. «Чего вы ждёте от поляков, если не окончательного разорения царства и православной веры? - с укором говорил Патриарх Гермоген боярам.- Разве нельзя избрать на царство кого-либо из князей русских?».

И здесь Патриарх указал на древний боярский род Романовых. Из любимых народом братьев Романовых Царём мог бы быть избран Иван Никитич. Но не его назвал Патриарх Гермоген, а юного Михаила Феодоровича, отец которого, постриженный в монахи по приказанию Бориса Годунова с именем Филарета, теперь был митрополитом Ростовским. Но бояре поддерживали Мстиславского. Патриарх принуждён был уступить, однако сказал: «Если королевич крестится и будет в православной вере, то я вас благословляю. Если же он не оставит латинской ереси, то от него во всём Московском государстве будет нарушена православная вера, и пусть не будет на вас нашего благословения, а ещё наложим на вас клятву».

Бояре отправили к Патриарху выборных с просьбой благословить заключённый ими договор с Жолкевским по поводу приглашения на престол королевича Владислава. Святитель находился в Успенском соборе, когда пришли к нему выборные.

«Если в намерении вашем,- ответил он им,- нет лукавства, и вы не помышляете нарушить православную веру и привести в разорение Московское государство, то пребудет на вас благословение всего собора четырёх Патриархов и нашего смирения, а иначе - пусть ляжет на вас клятва от всех четырёх православных Патриархов и от нашего смирения, и вы будете лишены милости Бога и Пресвятыя Богородицы и примете месть от Бога наравне с еретиками и богоотступниками».

Бояре поспешили сообщить обо всём Жолкевскому, стоявшему под Москвой. Началась присяга королевичу Владиславу. Тушинский вор бежал в Калугу, где его вскоре застрелил крещёный татарин князь Урусов.

Несколько дней кряду Московские жители приносили присягу королевичу польскому. Во все города были разосланы грамоты, чтобы и там принимали присягу. Мстиславский с товарищами радовались. Но скорбен был Патриарх Гермоген. Богомудрый святитель предвидел, что не приведёт к добру избрание Царём польского королевича. Старец «плакался пред всем народом и просил молить Бога, чтобы Он воздвиг Царя русского».

Вскоре обнаружилось, что не напрасно скорбел Святейший Гермоген.

«Обманка» Сигизмунда

Бояре снарядили многочисленное посольство и отправили его под Смоленск, к польскому королю Сигизмунду. Главным послам: митрополиту Филарету (Романову), князю Василию Голицыну и князю Даниилу Мезецкому - дан был наказ просить короля отпустить королевича на царство в Москву, но с тем, чтобы Владислав сперва перешёл в православную веру, не поддерживал сношений с папой римским, а когда женится, то чтобы невесту взял из какого-либо русского, боярского рода.

Патриарх Гермоген поучал послов: «Ни на какие прелести мира не прельщаться и не иначе соглашаться на принятие Владислава, как если он будет крещён православным крещением, иначе же стоять им за веру крепко и непоколебимо страдания терпеть». Святитель написал два письма: одно - королю, а другое - королевичу. Он умолял короля отпустить сына в православие, а королевича - принять православие. И опять, обратясь к послам, горячо их просил оберечь веру. «Вы, как мученики, хотящие мучиться,- сказал Патриарх,- даже до смерти не щадите жизни своей: за таковые подвиги вы получите венцы царствия небесного». «Лучше умереть за православную христианскую веру, нежели учинить что-либо постыдное!» - отвечал Филарет.

Патриарх благословил послов:

Идите, Бог с вами и Пречистая Богородица, и великие чудотворцы, наши заступники и хранители - Пётр и Алексий, Иона и Сергий, и Димитрий, новострадальный благоверный Царевич.

Одиннадцатого сентября посольство выехало из Москвы. Король крайне неприветливо встретил послов. Их поместили в летних палатках на берегу Днепра. Во время приёма князья Голицын и Мезецкий и митрополит Филарет высказали всё, что им было поручено. И тут-то открылась «обманка» польского короля. Обнаружилось, что Сигизмунд сам хочет царствовать на Руси, а королевич выставлялся лишь для отвода глаз. Королевич, по словам Сигизмунда, молод: где же ему управиться?.. Вот когда станет постарше, тогда и может занять престол Московских Царей, а пока сам отец будет царствовать.

Послы оповестили Москву об «обманке» короля.

Жолкевский начал вести переговоры с боярами о том, чтобы впустить польские войска в Москву, для охраны столицы от шаек тушинского вора. Первосвятитель воспротивился этому. «Дело твоё, Святейший,- сказал ему на это один из бояр,- смотреть за церковными делами, а в мирские не следует тебе вмешиваться. Исстари так ведётся, что не попы управляют государством». Сторонников Патриарха стали сажать в тюрьму и подвергать всякого рода преследованиям.

Поляки заняли Москву. Гетман Жолкевский самовластно распоряжался в столице всеми делами. Зная влияние Патриарха на народ, он старался привлечь Святителя на свою сторону, но безуспешно: Святейший Гермоген прекрасно понимал, кто враги Русской земли.

Между тем, Жолкевский сообразил, что Сигизмунд, добиваясь Московского престола, затеял опасную игру, которая может окончиться для поляков печально. Гетман видел, как русские ненавидят притеснителей: торговцы на рынке даже отказываются продавать товар полякам. «Быть бунту, перебьют москвитяне всех наших» - рассуждал Жолкевский и, чтобы не попасть в беду, в середине октября уехал к королю, передав власть над Москвою и польским гарнизоном пану Гонсевскому. Гонсевский же стал усиленно ратовать за своего короля. Ему усердно помогали предавшиеся за деньги полякам боярин Михайло Салтыков и мелкий кожевник Федька Андронов.

Патриарх Гермоген один остался верен православной вере и правде. Народ обратил последние свои надежды на твёрдого духом и прямодушного святителя. Если Патриарх не поможет одолеть великую разруху,- рассуждали русские люди,- тогда, значит, не от кого ждать добра. Патриарх Гермоген сказал, что другого исхода нет, как только собрать всенародное ополчение , которое освободит Москву и всё государство от поляков, а затем избрать Царя. Народ согласился с Патриархом. Святитель начал писать грамоты, призывая русские города ополчиться для избавления святой Руси от бед.

Страдания Патриарха Гермогена

Теперь святитель открыто восстал против поляков и своими воззваниями, проникнутыми пламенной любовью к Родине, ободрял и укреплял русских людей. Мстиславский, Салтыков, Андронов и другие, видя, что в городах собираются ополчения, 5 декабря явились к Патриарху Гермогену и стали просить его: «Благослови, Владыко святый, народ на присягу королю Сигизмунду, да подпиши вот эти грамоты: дескать, русские люди во всём полагаются на его королевскую волю и готовы подчиниться ему беспрекословно. А другая грамота к смоленским нашим послам, чтоб они ни в чём не прекословили королю. Чего он хочет, тому и быть».

«Я согласен,- ответил Патриарх,- писать королю, но не о том и не так. Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. А чтобы писать так, как вы пишете, что нам всем положиться на королевскую волю и повелеть послам московским сделать то же самое, то это, ведомое дело, значит, нам целовать крест самому королю, а не королевичу; таких грамот ни я, ни прочие власти писать не будем и вам не повелеваем. Если же вы меня не послушаете, то я возложу на вас клятву и прокляну всех, кто пристанет к вашему совету. К восставшим же на защиту Отечества гражданам писать буду: если королевич примет единую веру с нами и воцарится, то повелеваю и благословляю твёрдо пребывать в послушании к нему; если же и воцарится, да единой веры с нами не примет и людей польских из города не выведет, то я всех тех людей, которые уже крест ему целовали, благословляю идти на Москву и страдать за веру до смерти».

В ответ на слова Владыки Михайло Салтыков закричал: «Я убью тебя!». Безумец выхватил нож из-за пояса и замахнулся на святителя. Патриарх Гермоген осенил его крестом и спокойно произнёс: «Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем».

Салтыков упал в ноги святителю и просил у него прощения. Гермоген простил его, а Мстиславскому сказал: «Твое начало, господине. Ты над всеми - больший честью, тебе прилично подвизаться и пострадать за православную веру; а ежели и ты прельстишься, как другие, то вскоре Бог прекратит твою жизнь, корень твой весь уничтожится, и никого не останется на земле из рода твоего». С тем и ушли изменники от Патриарха.

Между тем, из городов начали выходить ополченцы. К Москве стягивалось до ста тысяч защитников Отечества под начальством рязанского воеводы Прокопия Ляпунова. Калужане шли под начальством князя Дмитрия Трубецкого. К ним присоединился атаман Заруцкий с казаками. Масса ополченцев, шедших «умереть за святые Божии церкви и за веру христианскую», устрашила лиходеев. Польский главарь Гонсевский явился к Святейшему Гермогену и грубо сказал: «Ты - первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве!.. Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью».

«Что вы мне угрожаете? - бесстрашно ответил Патриарх.- Единого Бога я боюсь. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез неё венец. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь,- моё благословение: всем стоять и помереть за православную веру!»

За Гонсевским прибыл Салтыков и стал требовать того же, что и Гонсевский. Святитель Гермоген отвечал: «Если ты и с тобою все изменники и поляки выйдете из Москвы, то напишу, чтоб ополчения возвратились, и тогда всё умирится... Благословляю всех достойных вождей христианских утолить печаль Церкви и Отечества!»

В то же время к Патриарху приезжали послы из городов. Святитель укреплял их в любви к Отечеству и уговаривал стоять твёрдо за Родину и истинную веру. Русская земля теперь никого не хотела слушать, кроме своего первосвятителя. Русь собирала свою силу и становилась страшной незваным гостям. Кто же дал бодрость запуганному русскому народу и вызвал его на борьбу с многочисленными лиходеями? Великий старец, Патриарх Гермоген!

Он разослал по всем городам грамоты, открыто призывал народ вооружаться против поляков, разрешал от присяги Владиславу, убеждал собраться всем и двинуться к Москве. Ещё до этих грамот поляки приставили стражу к Патриарху. Теперь же они держали первосвятителя Русской Церкви под строгим надзором. Лишь изредка Патриарху удавалось поговорить, более или менее свободно, с русскими людьми, которые со всех сторон приходили к Москве, чтобы получить благословение от великого печальника родной страны. «Писать мне нельзя,- говорил в таких случаях святитель,- всё побрали поляки, и двор у меня пограбили. А вы, памятуя Бога и Пречистую Богородицу, и московских чудотворцев, стойте все заодно против ваших врагов».

Русские люди разносили по всей земле слова Патриарха. Народ воспламенялся духом и принимал твёрдую решимость пожертвовать всем за Родину. Во многих местах жители целовали крест, чтобы стоять за Москву и идти против поляков. Города начали пересылать друг другу грамоты с призывом восстать за спасение родной земли. «И мы, по благословению и по приказу Святейшего Гермогена,- говорилось в одной из таких грамот,- собрались со всеми людьми из Нижнего (Новгорода) и с окольными людьми идём к Москве».

«Первопрестольник Апостольской Церкви Святейший Гермоген Патриарх,- писали москвичи,- душу свою полагает за веру христианскую несомненно, а за ним следуют все православные христиане».

Мученик за родную землю

Ополчения, двинувшиеся из различных концов Русской земли под предводительством Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого, подошли к Москве. Вскоре, в апреле 1611 года, здесь собралось около 100.000 ополченцев. Опасаясь народного возмущения, Гонсевский освободил Гермогена на один день - в Вербное воскресенье - совершить обряд шествия на осляти.

Гонсевский с русскими изменниками ещё раз решил повлиять на старца-Патриарха. «Если ты не напишешь к Ляпунову и товарищам его, чтобы они отошли прочь, сам умрёшь злою смертию» - угрожали они. «Вы мне обещаете злую смерть,- спокойно отвечал Патриарх,- а я надеюсь через неё получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать к полкам, стоящим под Москвою,- прибавил святитель,- уж я говорил вам, и ничего другого от меня не услышите».

Тогда поляки бросили Патриарха в подземелье Чудова монастыря, держали старца впроголодь и объявили его лишённым патриаршего сана.

На страстной неделе поляки зажгли Москву, а сами заперлись в Кремле. Ляпунов загородил все пути в Москву. Подвоз припасов прекратился, и лиходеи умерли бы голодной смертью, да, на их счастье, между ополченскими воеводами происходили раздоры. Вражда привела к тому, что отважный и честный Ляпунов был убит. Ополчение расстроилось. В это же время король польский взял Смоленск с помощью изменника, который указал путь полякам в слабо защищённые смоленские ворота, а шведы заняли Новгород. Москве угрожали новые беды. Казалось, пришёл конец Русской земле. Помощи неоткуда было ожидать.

Атаман Заруцкий попытался воцарить сына Марины Мнишек и Тушинского вора. Тогда в последний раз Патриарх Гермоген из своего заточения возвысил властный голос. 5 августа 1611 года в Кремль вошёл некий свияженин Родион Мосеев, который тайно пробрался к Патриарху Гермогену. Святитель наскоро составил свою последнюю грамоту и отослал её в Нижний Новгород, где русские люди особенно скорбели о постигших Родину страданиях.

В этой грамоте великий старец посылал всем восставшим за Родину благословение и разрешение в сём веке и в будущем за то, что они стоят за веру твёрдо. «А Маринкина сына не принимайте на царство: я не благословляю. Везде говорите моим именем!» - поучал святой старец.

Последняя грамота страдальца-патриарха совершило великое дело. Когда она была получена в Нижнем Новгороде, то здешний староста Козьма Захарьевич Минин-Сухорукий воззвал к народу: «Заложить всё, жён и детей, ничего не щадить для спасения Отечества!». И снова выросло могучее ополчение. Составлялось оно всю зиму на севере, а также в Поволжье и на Оке, а весною 1612 года пошло к Москве под начальством доблестного воеводы князя Пожарского и великого гражданина Минина, и 23 октября того же года Москва была освобождена от поляков.

Ещё во время сбора второго ополчения Гонсевский пришёл в тюрьму к страдальцу-Патриарху и потребовал, чтобы святитель повелел не собираться русским людям воедино и не ходить на освобождение Москвы. «Нет! - сказал радостно Гермоген.- Я благословляю их. Да будет над ними милость Божия, а изменникам - проклятие!».

После этого поляки начали морить великого старца голодом. Святитель мученически скончался 17 февраля 1612 года, исполнив до конца святой долг преданности православной вере и Родине. Через сорок лет после кончины тело Святейшего Патриарха было перенесено из Чудова монастыря в кремлёвский Успенский собор. Там гробница святого Патриарха Гермогена находится и теперь, так же, как и гробница митрополита Филарета - родителя Царя Михаила Феодоровича Романова.

Поспешим спасти Отечество

Прошло четыреста лет. От великой разрухи сохранились в народной памяти три наиболее светлых имени: гражданин Минин, воевода князь Пожарский и Святейший Патриарх Гермоген. Дороги эти имена сердцу каждого русского православного человека. Неразрывны они между собой.

До революции 1917 года, на московской Красной площади планировалось установить памятник в честь святителя Гермогена, но этому помешала начавшаяся I-я мiровая война. Затем, это место заняла коммунистическая «святыня» - мавзолей Ленина. Каким-то чудом в советские годы уцелел двухфигурный памятник Минину и Пожарскому. С почти центрального места на Красной площади, его сместили к храму Покрова Божией Матери (по-народному: храм Василия Блаженного). Но историческая справедливость все-таки, хоть и отчасти, но восстанавливается.

В 2012 году, по благословению и под руководством святейшего патриарха Кирилла, у стен Кремля, в Александровском саду, состоялась Церемония освящения закладного камня, на месте, которое в 2013 году займет уже изготовленный памятник святителю Гермогену (автором проекта является: творческий коллектив скульпторов под руководством народного художника России С.Щербакова). Усилиями и по молитвам православных людей, и, в частности, Общероссийского общественного движения «Народный Собор» и Общественного фонда по содействию установке памятника Патриарху Гермогену, удалось претворить в жизнь это святое дело. Слава Богу.

Освобождение России, за которое с таким несокрушимым мужеством стоял святитель Гермоген, успешно завершилось русским народом по его предстательству. Тело священномученика Гермогена было с подобающей честью погребено сначала в Чудовом монастыре, затем, в 1654 году нетленные его мощи были перенесены в Успенский собор Московского Кремля.

В 1913 году Русская Православная Церковь прославила Патриарха Гермогена в лике святых. И ныне, в Успенском соборе московского Кремля, находится гробница Патриарха-мученика с его святыми мощами. В лихую годину междуцарствия святой старец врачевал слабых духом, из гроба же он исцеляет больных телесно. Он служил России при жизни, служит ей и по смерти, как молитвенник пред Престолом Всевышнего.

«Поспешим спасти Москву и Отечество!» - повторил Гермогенов клич Козьма Минин, обратясь к князю Пожарскому. «Поспешим» - отвечал князь-воевода. Москва и Отечество были спасены. Клич великого Патриарха как будто слышен и теперь. Вера святителя в великое будущее своей Родины и до сих пор укрепляет Русь православную среди всех выпавших на её долю невзгод.

О России сегодняшней

В степи покрытой пылью бренной
Сидел и плакал человек.
А мимо шел Творец вселенной.
Остановившись, Он изрек:
«Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных,
Я есть твой Бог. Я все могу.
Меня печалит лик твой грустный,
Какой нуждою ты тесним?»
И человек сказал: «Я - русский».
И Бог заплакал вместе с ним.

Николай Зиновьев

Да, велик и свят подвиг святителя Гермогена. Россия была освобождена. Но в наши дни, братья и сестры, мы, как это ни прискорбно признать, не свободны.

Стоит на коленях русская деревня. За последние 20 лет, т.н., демократических свобод и преобразований уничтожено 23 тысячи деревень, и еще 11 тысяч - дышат на ладан; 17 тысяч школ и более 40 тысяч детских садов уничтожено за тот же период . Обесточены многие наши границы. Стоят на границе с Китаем огромное количество муляжей (куклы, а не пограничники). Уничтожаются военные городки. От 2-х до 2,5 миллионов сокращается численность населения России ежегодно . «Естественная убыль» - так цинично именует официальная статистика ФМС РФ вымирание русского народа. И эту убыль она прочит восполнить «миграционным приростом» , т.е., выходцами из других стран... Более 90% активной, религиозно-ищущей, причем, ранее крещеной в Православной Церкви, русской молодежи находится в сектах... И вспоминаются слова Тараса Бульбы: «Подло завелось теперь в земле нашей... Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим!..» . О том же, почитаются ли в наши дни в РФ православные русские святыни и традиции, говорить не приходится. Кредо современного россиянина стал постулат сатанизма Алистера Кроули: «Человек - есть звезда, и поэтому: делай, что хочешь - это и есть закон жизни» .

Происходит сегодня - не побоюсь этого слова - тихий геноцид над Россией (от греч. γένος - род, племя и лат. caedo - убиваю). У нас молодежь сегодня разлагают наркотиками, алкоголем, совершенно безнравственными программами и фильмами по ТВ, компьютерными играми, где горы трупов и море крови. Чувство стыда, о котором гласит русская пословица - в ком нет стыда, в том нет и совести , - уничтожается с помощью морального и этнического релятивизма . Да, «хороша нынче свобода». Но всему, как известно, приходит свой конец. Русские люди понимают, что они не манкурты , и никогда не были без памяти. Сегодня память возвращается к русскому народу, когда против нас идет мощная информационная война.

Будет ли спасение от всего этого окаянства?...

Послесловие

"Из монастыря от инока изыдет спасение России " - сказал в свое время великий русский писатель Ф.М. Достоевский, видя надвигающуюся над Россией бурю революционной вакханалии. Комментируя эти слова, наш современник, собрат Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле (США), инок Всеволод (Филипьев) сказал:

«Слова эти явно пророческие и уже сбылись в историческом плане. До революции в России были тысячи монастырей и тысячи монашествующих. Куда после переворота делись эти монахи? Кто-то был репрессирован, кто-то отрекся от веры, но большинство "растворились" в нашем обществе, в миру. Они жили в деревнях, крестили детей, многие впоследствии были репрессированы и мученически окончили свою жизнь. По их молитвам теперь идет воскрешение Руси. Есть у этих слов и духовный смысл. Инок - человек иной, не такой как все. И одна из важнейших черт христианина - это неотмирность. В этом смысле все христиане - иноки. И они должны этот свет инобытия, иного мира - мира светлого, мира Господня - нести в наш мир.

Еще одно толкование этим словам дал приснопамятный брат Иосиф Муньос. Он сказал: "России нужен пример настоящего монаха, который совершенно отверг себя миру и предал себя Богу". Такие примеры издревле вдохновляли православных: преподобные Сергий Радонежский, Антоний и Феодосий Киево-Печерские... В тайном постриге был и сам мученик Иосиф. Не умоляя достоинств семейной жизни, Господь указал нам и путь аскетической, иноческой жизни, всецелого предания себя Богу. Вот поэтому, чем больше людей будет идти этим путем, тем больше у России будет возможности очиститься, покаяться, что в духовном смысле будет означать спасение России».

Мне бы искренне хотелось пожелать всем нам, братья и сестры, помощи Божией, крепости духа, благой рассудительности, мира и ревности по Бозе! По молитвам священномученика Гермогена. Во славу Господа нашего Иисуса Христа и России!

иеромонах Савва (Кристинин)
г. Благовещенск.
декабрь 2012 г.

Примечания:

Юрий Богданович Отрепьев («полуимя» - Гришка Отрепьев) - бывший монах, дьяк Чудова монастыря (в московском Кремле), одно время выполнял секретарские обязанности при патриархе Иове. Сын галичского дворянина Богдана Отрепьева. Был близок к семейству бояр Романовых, служил у Михаила Никитича. Около 1601 года бежал из монастыря.

Объединение подавляющей части русского народа в черные общины и сотни делало его хорошо организованной силой, способной противостоять любому врагу. Недаром огромную роль черные сотни сыграли в формировании народного ополчения 1612 г. под руководством черносотенца Козьмы Минина и князя Пожарского.

Многовековая жизнь русского народа в условиях общины и черной сотни сделала черносотенство чертой национального характера коренных русских людей, выражая непоколебимую любовь к народным традициям, обычаям и идеалам, в XIX в. воплотившимся в формулу «Православие - Самодержавие - Народность». Черносотенство как чувство патриотической мощи и единения многих русские люди сумели сохранить и после космополитических реформ XVIII - XIX вв. Враги России смертельно ненавидели черносотенство как выражение коренного русского духа, понимая, что, пока оно живо, русский народ им не победить.

Начиная с сер. XIX в. враги исторической России - революционеры и масоны всех мастей - стремятся дискредитировать высокое чувство черносотенства, унизить его, придать ему ругательный смысл. В устах революционеров, масонов и связанных с ними либералов слово «черносотенец» становится тождественным выражению «враг революции». А так как главными революционерами были евреи, то понятие «черносотенец» отождествляется революционерами также со словом «антисемит».

Русские патриоты - противники революции, конечно, не возражали, что их называют славным именем «черносотенцы». Один из миллионов русских черносотенцев, оставшийся неизвестным, выразил дух черной сотни в стихотворении:

Кто, молитву творя,
Чтит народ и царя,
В ком ни сердце, ни ум не шатаются,
Кто под градом клевет Русь спасает от бед, -
Черносотенцем тот называется”

российский историк, доктор экономических наук, писатель, директор общественной органазации «Институт русской цивилизации» О.А.Платонов, книга «Война с внутренним врагом», стр. 17-18

Алексей Михайлов: «За последние 15 лет в России было закрыто более 40 тысяч детских садов».

Болит моя душа, болезнует сердце, и все внутренности мои терзаются…
Я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братие и чада, помилуйте свои души…
Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими!

(Из послания патриарха Гермогена)

С вященномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, прославлен в лике святителей 12 мая 1913 года. В течение трех столетий из поколения в поколение передавалась память о Патриархе Ермогене как святителе-мученике и росла народная вера в него как заступника и молитвенника за землю Русскую у Престола Вседержителя.

В тяжкие годы отечественных бедствий молитвенная мысль народа обращалась к памяти Патриарха-героя. Шли русские люди к его гробнице и со своими личными скорбями, недугами и болезнями, благоговейно призывая на помощь святителя Ермогена, веруя в него как теплого молитвенника и предстателя пред Господом. И Всемилостивый Господь вознаградил эту веру….

Ко дню торжественного прославления, совпавшему с 300-летием со времени кончины священномученика Ермогена, в Москву стали стекаться верующие из всех концов России. Паломники спешили поклониться мощам святого Патриарха, находящимся в Успенском соборе Кремля, где почти беспрерывно служились панихиды.

Накануне прославления совершался крестный ход, во главе которого несли икону святителя Ермогена, а вслед за ней покров с гробницы, на котором Святитель изображен в рост в мантии и с посохом. Рядом с иконой Патриарха несли икону его сподвижника в духовной и патриотической деятельности по освобождению Русской земли от польско-литовских захватчиков преподобного Дионисия Радонежского.

Священномученик Ермоген Московский и всея Руси, патриарх

На колокольне Иоанна Великого светилась огромная надпись: «Радуйся, священномучениче Ермогене, Российския земли великий заступниче». Сотни тысяч свечей горели в руках верующих, прославлявших угодника Божия. По окончании крестного хода у раки с мощами Патриарха началось чтение пасхального канона с присоединением канона святителю Ермогену.

Всенощное бдение совершалось под открытым небом на всех площадях Кремля. В эту ночь произошло несколько исцелений по благодатным молитвам святителя Ермогена. Так, например, один больной пришел в Успенский собор на костылях, но ощутил исцеление после того, как приложился к раке с мощами Святителя.

Исцелился другой больной, тяжко страдавший расслаблением. Его принесли на полотенце к раке священномученика Ермогена, где он получил полное исцеление. Эти и другие подобные исцеления, очевидцами которых были многочисленные верующие, стали знаменательным подтверждением святости нового русского чудотворца.

В воскресенье, 12-го в 10 часов утра совершалась Божественная литургия в Успенском соборе. На празднование торжества прославления нового святого прибыл Блаженнейший Григорий, Патриарх Антиохийский, возглавивший служение.

По окончании литургии во всех храмах Москвы были отслужены молебны святителю Ермогену и совершен крестный ход в Московском Кремле, в котором приняли участие более 20 архиереев, сопровождавших торжественное шествие пением: «Святителю отче Ермогене, моли Бога о нас» .

Богослужение закончилось молитвой священномученику Ермогену. С этого дня началось литургическое почитание святителя Ермогена. Так исполнилось желание верующих русских людей, по молитвам которых Русская Православная Церковь получила благодатного Небесного покровителя нашего Отечества.

Святейшим Синодом Русской Церкви установлены дни празднования священномученику Ермогену, Патриарху Московскому и всея Руси: 17 февраля/2 марта — преставление (сведения о жизни и подвиге помещены в этот день) и 12/25 мая — прославление в лике святителей.

Свечу его патриаршества зажег Господь в страшное и смутное время, безвластья и хаоса, когда «каждый делал то, что ему казалось справедливым ». (Суд.17:6) Беззакония и убийства, грабежи и насилия творились на русской земле и своими, и иноземцами. Казалось, нет больше правды и любви, только слезы и горе остались страдающим людям.

Но светила «всем в доме » патриаршая свеча твердого духом и верного Христу святителя Гермогена, который взывал к заблудшим овцам стада Христова: «Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, Сотворившего вас, не на своих ли братьев?.. Не своё ли Отечество разоряете?.. »

Он призывал собрать народное ополчение, чтобы прогнать поляков, которые захватили Москву и грозили подчинить себе всю русскую землю.

На угрозы поляков он твердо отвечал: «Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь через неё получить венец и давно желаю пострадать за правду ». Его заперли в темнице, требуя распустить русское ополчение и подчиниться иноземцам.

Но он хорошо помнил слова апостола Петра: «Но если и страдаете за правду, то вы блаженны; а страха их не бойтесь и не смущайтесь ». (1Пет.3:14) Он продолжал писать послания городам русским, призывая их подняться и спасти Русь, пока не умер от голода в темнице. Но его, исполненное силы слово, коснулось многих сердец. И поднялся народ русский, возглавляемый Мининым и Пожарским, и изгнал поляков из Москвы, и наступил мир на нашей земле.

Среди святых защитников нашего Отечества священномученик патриарх Гермоген стоит в одном ряду с благоверным князем Александром Невским и преподобным Сергием Радонежским. Князь, игумен, патриарх…

Сколь разнятся земные роли этих реально живших людей, столь сближаются их духовные подвиги, охранившие святую Русь на ее опасных исторических изломах! Так издали свет трех свечей в одном светильнике сливается в один мощный огонь…

Уже во времена государя Алексея Михайловича Романова летописец писал о патриархе Гермогене: «Один среди врагов неистовых и гнусных изменников, великий святитель Божий в темной келье сиял добродетелью, как лучезарное светило Отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в народе жизнь и ревность к великому делу». Современники же называли его «адамантом веры».

Главный подвиг своей жизни – твердое противостояние воцарению над Россией инославного государя. Вдохновенную проповедь освобождения страны от иноземных захватчиков – патриарх Гермоген совершил уже в глубокой старости. Свои слова он засвидетельствовал мученической смертью. …

Витки Смуты

Историки до сих пор спорят об истоках великой русской Смуты начала XVII века. Среди ее глубинных причин одни называют создание Иваном Грозным опричной «антисистемы» внутри государства, другие говорят об истощении царства войнами с Литвой и о двух страшных засухах при Борисе Годунове. Третьи указывают на главную причину – умаление нравственных ориентиров и национального единства, вызванное недостойным поведением тогдашней государственной элиты.

Событийный концентрат Смуты, казалось, выплеснулся прямо из потустороннего мира. Тень зарезанного в Угличе и канонизированного позже царевича Димитрия, воплотившись в двух крупных и десятке мелких самозванцев, в течение восьми лет собирала под свои знамена толпы обманутых, вперемешку с шайками своих и зарубежных авантюристов, чтобы, терзая страну, довести ее почти до погибели.

Погибель заключалась не только в крайнем разорении, людском опустошении, иностранном вмешательстве. Она была в страшном разложении моральных скреп, образующих тело и душу государства.

Современникам патриарха Гермогена было от чего, выражаясь современным языком, «съехать с катушек». Сегодня «царевичу Димитрию» целуют крест как помазаннику Божию, а завтра называют «вором и собакой». Бывшая царица, инокиня Марфа то признает чудесно воскресшего сына, то всенародно кается в этом признании.

Четыре царя сменяются на троне за один год, из них двое убиты; города сами решают, кого им признавать за правителей, в московском же Кремле служат католические мессы… Каннибализм, злодейство, разграбление храмов, массовое предательство и вероотступничество… Сами поляки порой удивлялись зверствам «православных» казаков в захваченных русских селах и городах. …

Голос Патриарха

Василий Шуйский долго колебался в выборе нового патриарха. Прямой и даже крутой нрав Гермогена в вопросах веры был известен ему. Но понимал он и другое: шаткой власти «боярского царя» нужна была мощная легитимная подпора в лице принципиального и популярного в народе князя Церкви.

Святитель Ермоген. Икона. Москва. 1913 г.

3 июля 1606 года в Москве Собором русских иерархов святитель Гермоген был поставлен Патриархом Московским и всея России. И вскоре вразумляющий, обличающий голос патриарха вновь услыхала вся страна.

Еще перед появлением на исторической сцене Лжедмитрия II – темного персонажа неизвестной национальности (после его убийства в его багаже обнаружили Талмуд), под его именем полыхнуло «крестьянское восстание» Ивана Болотникова.

«Побивайте бояр, отнимайте их достояние, убивайте богатых, делите их имение…» – призвали «облыжные грамоты» болотниковского «войска». Подрывное воздействие этих призывов на умы современников вполне можно сравнить со знаменитым бухаринским «грабь награбленное».

Однако идеологом и руководителем новой волны смуты был вовсе не солдат Болотников, а любимец первого самозванца князь Григорий Шаховской – путивльский воевода, похитивший государственную печать и сфабриковавший с ее помощью «царские грамоты» о «чудесном спасении царя Димитрия от рук Шуйского».

Патриарх Гермоген горячо принялся противодействовать этой «информационной войне» против законной власти. Сначала для увещевания смутьянов он отправил к ним Крутицкого митрополита Пафнутия.

Следующим «контрударом» стала рассылка по всей России грамот, в которых твердо говорилось о действительной «погибели вора и еретика Лжедимитрия», о перенесении в Москву и явлении святых мощей истинного царевича Димитрия. Увидев, что и этого недостаточно, Гермоген предал анафеме Болотникова и других зачинщиков новой смуты. Меры возымели свое действие, и бунт начал было стихать. Но вскоре объявился новый «царь Димитрий», и все началось сначала.

Переодетые иезуиты с латинским «крыжем» за пазухой шли окатоличивать Русь, казацкая вольница – грабить недограбленное. Кроме совсем уж темных людей, уже мало кто верил, что новый самозванец – царь Димитрий. Бояре и другие именитые люди присоединялись к нему из злой зависти к «выскочке» Шуйскому, из низкой корысти, просто из страха перед растущей силой. Толпы же простых крестьян и горожан валили к новому «Димитрию» от отчаянья, голода, из ненависти к боярской власти вообще.

А из Польши тем временем прибыли отряды гетмана Жолкевского, одержавшие новые победы над московским войском. Менее чем за год Лжедмитрию II покорилась почти вся Южная и Средняя Россия. Со своими русско-польско-казацкими вооруженными отрядами он встал в подмосковном Тушине, создав там на несколько лет как бы альтернативную столицу страны.

И в Тушино из Москвы стали перебегать и целовать ему крест поодиночке и группами «малые и большие людишки». Некоторые с утра получали у «тушинского вора» жалованье, а к вечерне бежали обратно к Шуйскому – каяться. И там еще получали. Увы, в таком цинизме отметились тогда многие древние боярские роды.

Неимоверно тяжело приходилось в этом смраде первосвятителю русскому. Тяжесть усугублялась повсеместной нелюбовью к царю Василию, с которым у самого патриарха были весьма непростые отношения.

Жадный, малодушный, ограниченный, Шуйский был метко прозван в народе «Шубником». Легитимность его воцарения все время оставалась под вопросом: «избран» кучкой заговорщиков-бояр, венчался на царство без патриарха…

Однако все несчастное время правления Василия Шуйского святитель Гермоген горячо ратовал и убеждал соотечественников быть верным этому царю. Почему? Для православного историка здесь нет загадки. Плохой или хороший, царь Василий был православным и не был самозванцем. При этом плохо или хорошо, но он противостоял второму самозванцу и шедшим с ним разбойникам, шляхтичам, агентам папства….

«Среди врагов неистовых и гнусных изменников»

Поразительно ярко высвечивается правда святителя Гермогена на фоне нравственного падения значительной части светской, да и церковной элит. На кого было еще смотреть, к кому прислушиваться тем русским людям, кто не желал впадать в окружающий «беспредел», кто ревновал о Руси православной?

Священномученик Ермоген Патриарх Московский и всея России чудотворец

А ведь иные бояре и дворяне, пообщавшись с поляками во время первого самозванца, от дедовских обычаев уже и нос воротили, откровенно желали ополячиться во всем. Даже папская ересь их уже не страшила…

Так же, как и «семибоярщина», вершившая власть над страной после свержения Василия Шуйского. Именно ее верховоды во главе с князем Мстиславским решили призвать в столицу «ограниченный контингент международных сил». А проще говоря, открыли ворота города польским отрядам гетмана Жолкевского, предварявшим воцарение в Кремле королевича Владислава или его отца короля Сигизмунда.

Перед этим пришли к патриарху просить благословения. «Да не бывать тому!» – ответствовал им Гермоген. А они ему: «Дело твое, Святейший, смотреть за церковными делами, а в мирские не следует тебе вмешиваться. Исстари так ведется, что не попы управляют государством». И надменные иноверцы въехали в Москву как хозяева.

С этой поры патриарха стали все больше и больше стеснять. Но в это же время все громче по стране разносилось воспламеняющее пастырское слово. Кроме изменников, в Кремле были и тайные патриоты, помогавшие выносить патриаршие послания на волю, рассылать их по городам и весям.

Он умолял бояр выбрать нового царя из древнего русского рода, указывая, в частности, на Романовых. Увидев же, что они настаивают на призвании королевича Владислава, скрепив сердце, согласился.

Но выставил два жестких условия: «Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. Если же вы меня не послушаете, то я возложу на вас клятву и прокляну всех, кто пристанет к вашему совету».

Вскоре стало ясно, что Сигизмунд и не думает выполнять эти условия. «Польская боярская партия» теперь потребовала от патриарха благословения на подчинение королю-католику без всяких условий. В ответ на твердый отказ один из них, Михаил Салтыков, выхватил нож и замахнулся им на Гермогена.

Патриарх осенил его крестом и спокойно ответил: «Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем!»

Зашатался боярин Салтыков, упал в ноги святителю прощения просить. Простил его Гермоген – но только за этот поступок. А на своем твердо остался стоять….

Казалось, что теперь-то православному царству Московскому точно пришел конец. Что оставалось патриарху? Молиться, готовиться к смерти? Или более того – смиренно принять все случившееся как окончательный Божий приговор русской земле? Плетью обуха не перешибешь…

Однако вместо этого Гермоген пишет все новые грамоты, обращенные к русским людям всех сословий. В них он разрешает народ от присяги Владиславу, призывает вооружаться и идти новым ополчением на Москву.

К патриарху перестали допускать посетителей, лишили его бумаги и пера.

Последнее из своих воззваний святитель сумел наскоро составить и передать в Нижний Новгород 5 августа 1611 года с помощью иноземца(!) – свияженина Родиона Мосеева, тайно пробравшегося для этого в Кремль.

Гермогеновы грамоты совершили чудо, воспламенив сердце нижегородского городского старосты Козьмы Захарьевича Минина, по прозвищу Сухорукий. «Заложим домы, жен и детей своих ради спасения Отечества» – таков был знаменитый мининский отклик на «глас вопиющего» кремлевского узника.

К делу подключился князь Дмитрий Пожарский, поскакали от города к городу переговорщики и – вновь вырос страшный для захватчиков и предателей исполин народной войны, благословленной первоиерархом церковным.

Последний акт этой драмы, закончившейся физической смертью и великой духовной победой ее героя, начался с диалога.

К патриарху в заточение вошел гетман Гонсевский с другими поляками:

– Ты – первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве!.. Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью.

– Что вы мне угрожаете? Единого Бога я боюсь. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез нее венец. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь – мое благословение: всем стоять и помереть за православную веру!

Через месяц Москва была окружена кольцом народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского. А еще через несколько месяцев – 23 октября – поляки, вконец оголодавшие, потерявшие человеческий облик, с позором выходили из оскверненного ими Кремля.

Верующими русскими людьми был сформулирован исторический урок тех событий: никакие «разумные» политические расчеты, никакая материальная мощь не спасет Россию от врагов, коль скоро она отвернется от своей главной роли – последней хранительницы православной веры в этом мире…

СВЯЩЕННОМУЧЕНИКУ ЕРМОГЕНУ

Тропарь, глас 4

Российския земли первопрестольниче / и неусыпный о ней к Богу молитвенниче! / За веру Христову и паству твою душу свою положив, / страну нашу от нечестия избавил еси. / Темже вопием ти: / спасай нас молитвами твоими, / священномучениче Ермогене, отче наш.

Кондак, глас 6

Темницею и гладом изнуряемь, / даже до смерти верен пребыл еси, блаженне Ермогене, / малодушие от сердец людей твоих отгоняя / и на общий подвиг вся призывая. / Темже и нечестивых мятеж низложил еси и страну нашу утвердил еси, / да вси зовем ти: / радуйся, заступниче Российския земли.

Молитва

О, пастырю добрый, священномучениче Гермогене, ты бо Христа Иисуса всею душею возлюбил еси, и от юности тому усердно послужив, в учительстве добре подвизался еси и епископство достойно восприяв, Церкви Православной послужив, многие скорби претерпел еси веру сохранив и Бога прославив, напоследок же мученическим венцем венчался еси и ныне в Небесных обителях пребываяй паству свою назираеши и духовно окормляеши.
Услыши молебный глас чад своих, пред святым твоим образом предстоящих и место погребения твоего чтущих, и заступника и ходатая тя пред Господом ведуще, умоли Господа, да утвердит в стране Российской веру православную, да дарует пастырем и пастве ревность о благочестии и спасении, отроком учащимся наук разумение, всем же друг ко другу любовь и согласие, заблудших да обратит и соединит Церкви Своей святей, ереси, расколы да упразднит, и вся православныя христианы да спасет и помилует и сподобит Небесного Царствия, идеже ты радостно по трудех и подвизех ныне почиваеши, прославляя со всеми святыми Бога, в Троице славимаго, Отца, и Сына, и Святого Духа, в безконечные веки. Аминь.

Священномученик Ермоген (Гермоген), Патриарх Московский и всея Руси, происходил из донских казаков. По свидетельству самого Патриарха, он был вначале священником в городе Казани при гостинодворской церкви во имя святителя Николая (память 6 декабря и 9 мая). Вскоре он принял монашество и с 1582 года был архимандритом Спасо-Пре-ображенского монастыря в Казани. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал первым Казанским митрополитом.

Во время служения будущего Патриарха в Казани совершилось явление и обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери в 1579 году. Будучи еще священником, он, с благословения тогдашнего Казанского архиерея Иеремии, переносил новоявленную икону с места обретения в церковь во имя святителя Николая. Обладая незаурядным литературным дарованием, святитель сам составил в 1594 году сказание о явлении чудотворной иконы и совершавшихся от нее чудесах. В сказании он со смирением пишет о себе: «Я же тогда... хотя и был каменносердечен, однако прослезился и припал к Богородичному образу, и к чудотворной иконе, и к Предвечному Младенцу, Спасу Христу... И по велению Архиепископа, с прочими святыми крестами пошел я с иконою в находящуюся вблизи церковь святого Николая, который зовется Тульским...» В 1591 году святитель собирал в кафедральный собор новокрещенных татар и в течение нескольких дней наставлял их в христианской вере.

9 января 1592 года святитель Ермоген направил Патриарху Иову письмо, в котором сообщал, что в Казани не совершается особое поминовение православных воинов, жизнь положивших за веру и Отечество под Казанью, и просил установить определенный день памяти воинов. В ответ святителю Ермогену Патриарх прислал указ от 25 февраля, который предписывал «по всем православным воинам, убитым под Казанью и в пределах казанских, совершать в Казани и по всей Казанской митрополии панихиду и субботний день после Покрова Пресвятой Богородицы и вписать их в большой синодик, читаемый в Неделю Православия». Святитель Ермоген проявлял ревность по вере и твердость в соблюдении церковных традиций, заботился о просвещении верой Христовой казанских татар.

В 1595 году при деятельном участии святителя совершилось обретение и открытие мощей Казанских чудотворцев: святителей Гурия, первого архиепископа Казанского и Варсонофия, епископа Тверского. Царь Феодор Иоаннович приказал соорудить в Казанском Спасо-Преображенском монастыре новую каменную церковь на месте прежней, где были погребены святые. Когда были обретены гробы святых, святитель Ермоген пришел с собором духовенства, повелел вскрыть гробы и, увидев нетленные мощи и одежды святителей, сообщил Патриарху и царю. По благословению Святейшего Патриарха Иова († 1605) и по повелению царя, мощи новоявленных чудотворцев были поставлены в новом храме. Святой Ермоген сам составил жития святителей Гурия и Варсонофия, епископов Казанских.

За выдающиеся архипастырские труды митрополита Ермогена избрали на первосвятительскую кафедру, а 3 июля 1606 года он был возведен собором святителей на Патриарший престол в Московском Успенском соборе. Митрополит Исидор вручил Святейшему Патриарху Ермогену посох святителя Петра, Московского чудотворца († 21 декабря 1326), a царь принес в дар новому Патриарху панагию, украшенную драгоценными камнями, белый клобук и посох. По древнему чину Святейший Патриарх Ермоген совершал шествие на осляти вокруг стен Кремля.

Деятельность Патриарха Ермогена совпала с трудным для Русского государства периодом — нашествием самозванца Лжедмитрия и польского короля Сигизмунда III. В этом подвиге Патриарх Ермоген не был одинок: ему подражали и помогали самоотверженные русские люди. С особенным вдохновением противостоял Святейший Патриарх изменникам и врагам Отечества, желавшим поработить русский народ, ввести в России униатство и католичество, и искоренить Православие. Когда самозванец подошел к Москве и расположился в Тушине, Патриарх Ермоген направил мятежным изменникам два послания. В одном из них он писал: «...Вы забыли обеты Православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли, преступили крестное целование и клятву стоять до смерти за Дом Пресвятой Богородицы и за Московское государство и припали к ложно-мнимому вашему царику... Болит моя душа, болезнует сердце и все внутренности мои терзаются, все составы мои содрогаются; я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отшедших и живых... Посмотрите, как отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете?... Заклинаю вас Именем Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца».

В другой грамоте Первосвятитель призывал: «...Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, жен и чад, и всех нас; и станем молить за вас Бога»...

Вскоре праведный суд Божий свершился и над Тушинским вором: его постигла столь же печальная и бесславная участь, как и предшественника; он был убит собственными приближенными 11 декабря 1610 года. Но Москва продолжала оставаться в опасности, так как в ней находились поляки и изменники-бояре, преданные Сигизмунду III. Грамоты, рассылавшиеся Патриархом Ермогеном по городам и селам, возбуждали русский народ к освобождению Москвы от врагов и избранию законного русского царя. Москвичи подняли восстание, в ответ на которое поляки подожгли город, а сами укрылись в Кремле. Совместно с русскими изменниками они насильно свели святого Патриарха Ермогена с Патриаршего престола и заключили в Чудовом монастыре под стражу. В Светлый понедельник 1611 года русское ополчение подошло к Москве и начало осаду Кремля, продолжавшуюся несколько месяцев. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к Патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом ему смертной казнью. Святитель твердо отвечал: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за Православную веру». Уже из заточения священномученик Ермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей. Но русские воеводы не проявили тогда единодушия и согласованности, поэтому не смогли взять Кремль и освободить своего Первосвятителя. Более девяти месяцев томился он в тяжком заточении и 17 февраля 1612 года скончался мученической смертью от голода.

Освобождение России, за которое с таким несокрушимым мужеством стоял святитель Ермоген, успешно завершилось по его предстательству русским народом. Тело священномученика Ермогена было погребено в Чудовом монастыре, а в 1654 году перенесено в Московский Успенский собор. Прославление Патриарха Ермогена в лике святителей совершилось 12 мая 1913 года. Память его также празднуется 17 февраля.

Священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, прославлен в лике святителей 12 мая 1913 года.

В течение трех столетий из поколения в поколение передавалась память о Патриархе Ермогене как святителе-мученике и росла народная вера в него как заступника и молитвенника за землю Русскую у Престола Вседержителя. В тяжкие годы отечественных бедствий молитвенная мысль народа обращалась к памяти Патриарха-героя. Шли русские люди к его гробнице и со своими личными скорбями, недугами и болезнями, благоговейно призывая на помощь святителя Ермогена, веруя в него как теплого молитвенника и предстателя пред Господом. И Всемилостивый Господь вознаградил эту веру....

Ко дню торжественного прославления, совпавшему с 300-летием со времени кончины священномученика Ермогена, в Москву стали стекаться верующие из всех концов России. Паломники спешили поклониться мощам святого Патриарха, находящимся в Успенском соборе Кремля, где почти беспрерывно служились панихиды. Накануне прославления совершался крестный ход, во главе которого несли икону святителя Ермогена, а вслед за ней покров с гробницы, на котором Святитель изображен в рост в мантии и с посохом. Рядом с иконой Патриарха несли икону его сподвижника в духовной и патриотической деятельности по освобождению Русской земли от польско-литовских захватчиков преподобного Дионисия Радонежского. На колокольне Иоанна Великого светилась огромная надпись: «Радуйся, священномучениче Ермогене, Российския земли великий заступниче». Сотни тысяч свечей горели в руках верующих, прославлявших угодника Божия. По окончании крестного хода у раки с мощами Патриарха началось чтение пасхального канона с присоединением канона святителю Ермогену.

Всенощное бдение совершалось под открытым небом на всех площадях Кремля. В эту ночь произошло несколько исцелений по благодатным молитвам святителя Ермогена. Так, например, один больной пришел в Успенский собор на костылях, но ощутил исцеление после того, как приложился к раке с мощами Святителя. Исцелился другой больной, тяжко страдавший расслаблением. Его принесли на полотенце к раке священномученика Ермогена, где он получил полное исцеление. Эти и другие подобные исцеления, очевидцами которых были многочисленные верующие, стали знаменательным подтверждением святости нового русского чудотворца;

В воскресенье, 12 мая, в 10 часов утра совершалась Божественная литургия в Успенском соборе. На празднование торжества прославления нового святого прибыл Блаженнейший Григорий, Патриарх Антиохийский, возглавивший служение. По окончании литургии во всех храмах Москвы были отслужены молебны святителю Ермогену и совершен крестный ход в Московском Кремле, в котором приняли участие более 20 архиереев, сопровождавших торжественное шествие пением: «Святителю отче Ермогене, моли Бога о нас». Богослужение закончилось молитвой священномученику Ермогену. С этого дня началось литургическое почитание святителя Ермогена. Так исполнилось желание верующих русских людей, по молитвам которых Русская Православная Церковь получила благодатного Небесного покровителя нашего Отечества.

Святейшим Синодом Русской Церкви установлены дни празднования священномученику Ермогену, Патриарху Московскому и всея Руси: 17 февраля - преставление (сведения о жизни и подвиге помещены в этот день) и 12 мая - прославление в лике святителей.

Велико общенациональное значение святителя Ермогена, неутомимого борца за чистоту Православия и единство Русской земли. Его церковная и государственно-патриотическая деятельность в течение нескольких столетий служит ярким образцом пламенной веры и любви для русского человека. Церковная деятельность Первосвятителя характеризуется внимательным и строгим отношением к Богослужению. При нем были изданы: Евангелие, Минеи Месячные за сентябрь (1607 г.), октябрь (1609 г.), ноябрь (1610 г.) и первые двадцать дней декабря, а также напечатан «Большой Верховный Устав» в 1610 году. При этом святитель Ермоген не ограничивался благословением к изданию, но тщательно наблюдал за исправностью текстов. По благословению святителя Ермогена с греческого на русский язык была переведена служба святому апостолу Андрею Первозванному и восстановлено празднование его памяти в Успенском соборе. Под наблюдением Первосвятителя были сделаны новые станки для печатания Богослужебных книг и построено новое здание типографии, пострадавшее во время пожара 1611 года, когда Москва была подожжена поляками. Заботясь о соблюдении Богослужебного чина, святитель Ермоген составил «Послание наказательно ко всем людям, паче же священником и диаконом о исправлении церковнаго пения». «Послание» обличает священнослужителей в неуставном совершении церковных служб - многогласии, а мирян - в неблагоговейном отношении к Богослужению.

Широко известна литературная деятельность Первосвятителя Русской Церкви. Его перу принадлежат: повесть о Казанской иконе Божией Матери и служба этой иконе (1594 г.); послание Патриарху Иову, содержащее сведения о казанских мучениках (1591 г.); сборник, в котором рассматриваются вопросы Богослужения (1598 г.); патриотические грамоты и воззвания, обращенные к русскому народу (1606 - 1613) и другие произведения.

Отзывы современников свидетельствуют о Патриархе Ермогене как человеке выдающегося ума и начитанности: «Государь велика разума и смысла и мудра ума», «чуден зело и многаго разсуждения», «зело премудростию украшен и в книжном учении изящен», «о Божественных словесех присно упражняется и вся книги Ветхаго закона и Новыя благодати, и уставы церковныя и правила законныя до конца извыче». Святитель Ермоген много занимался в монастырских библиотеках, прежде всего, в богатейшей библиотеке Московского Чудова монастыря, где выписывал из древних рукописей ценнейшие исторические сведения, положенные в основу летописных записей. В XVII веке «Воскресенскую летопись» называли летописцем Святейшего Патриарха Ермогена. В сочинениях Предстоятеля Русской Церкви и его архипастырских грамотах постоянно встречаются ссылки на Священное Писание и примеры, взятые из истории, что свидетельствует о глубоком знании Слова Божия и начитанности в церковной письменности того времени.

С этой начитанностью Патриарх Ермоген соединял и выдающиеся способности проповедника и учителя. Отзывы современников характеризуют нравственный облик Первосвятителя как «мужа благочестиваго», «известнаго чистаго жития», «истиннаго пастыря стада Христова», «неложнаго стоятеля по вере христианской».

Эти качества святителя Ермогена с особенной силой проявились в Смутное время, когда Русскую землю постигло несчастие внутреннего нестроения, усугубленное польско-литовским нашествием. В этот мрачный период Первосвятитель Русской Церкви самоотверженно оберегал Русское государство, словом и делом защищая православную веру от латинства и единство нашего Отечества от врагов внутренних и внешних. Свой подвиг спасения Родины святитель Ермоген увенчал мученической кончиной, перешедшей в благодатное молитвенное Небесное заступничество за наше отечество у Престола Святой Троицы.

Священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, происходил из донских казаков. По свидетельству самого Патриарха, он был священником в городе Казани при казанской гостинодворской церкви во имя святителя Николая (память 6 декабря и 9 мая). Вскоре он принял монашество и с 1582 года был архимандритом Спасо-Преображенского монастыря в Казани. 13 мая 1589 года хиротонисан во епископа и стал первым Казанским митрополитом.

В служение Святейшего Патриарха в Казани совершилось явление и обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери в 1579 году. Будучи еще священником, он, с благословения тогдашнего Казанского архиерея Иеремии, переносил новоявленную икону с места обретения в церковь во имя святителя Николая. Обладая незаурядным литературным дарованием, святитель сам составил в 1594 году сказание о явлении чудотворной иконы и совершившихся от нее чудесах. В 1591 году святитель собирал в кафедральный собор новокрещенных татар и в течение нескольких дней наставлял их в вере.

В 1592 году были перенесены мощи святителя Германа, второго Казанского архиепископа (память 25 сентября, 6 ноября, 23 июня), скончавшегося в Москве 6 ноября 1567 года, во время моровой язвы, и погребенного у церкви во имя святителя Николая. По благословению Патриарха Иова (1589 - 1605) святитель Ермоген совершил их погребение в Свияжском Успенском монастыре. 9 января 1592 года святитель Ермоген направил Патриарху Иову письмо, в котором сообщал, что в Казани не совершается особое поминовение православных воинов, жизнь положивших за веру и Отечество под Казанью, и просил установить определенный день памяти. Одновременно он сообщал о трех мучениках, пострадавших в Казани за веру Христову, из которых один был русский, по имени Иоанн (память 24 января), родом из Нижнего Новгорода, плененный татарами, а двое других, Стефан и Петр (память 24 марта), новообращенные татары. Святитель выражал сожаление, что эти мученики не были вписаны в синодик, читавшийся в Неделю Православия, и что им не пелась вечная память. В ответ святителю Ермогену Патриарх прислал указ от 25 февраля, который предписывал «по всем православным воинам, убитым под Казанью и в пределах казанских, совершать в Казани и по всей Казанской митрополии панихиду в субботний день после Покрова Пресвятой Богородицы и вписать их в большой синодик, читаемый в Неделю Православия», повелевалось вписать в тот же синодик и трех мучеников казанских, а день их памяти поручалось определить святителю Ермогену. Святитель объявил патриарший указ по своей епархии, добавив, чтобы по всем церквам и монастырям служили литургии и панихиды по трем казанским мученикам и поминали их на литиях и на литургиях 24 января. Святитель Ермоген проявлял ревность по вере и твердость в соблюдении церковных традиций, заботился о просвещении верой Христовой казанских татар.

В 1595 году при деятельном участии святителя совершилось обретение и открытие мощей казанских чудотворцев: святителей Гурия, первого архиепископа Казанского (память 4 октября, 5 декабря, 20 июня), и Варсонофия, епископа Тверского (память 4 октября, 11 апреля). Царь Феодор Иоаннович (1584 - 1598) приказал соорудить в Казанском Спасо-Преображенском монастыре новую каменную церковь на месте прежней, где были погребены святые. Когда были обретены гробы святителей, святой Ермоген пришел с собором духовенства, повелел вскрыть гробы и, увидев нетленные мощи и одежды святителей, сообщил Патриарху и царю. По благословению Патриарха Иова и по повелению царя, мощи новоявленных чудотворцев были поставлены в новом храме. Святой Ермоген сам составил жития святителей Гурия и Варсонофия.

За выдающиеся архипастырские качества митрополит Ермоген был избран на первосвятительскую кафедру, и 3 июля 1606 года он возведен собором святителей на Патриарший престол в Московском Успенском соборе. Митрополит Исидор вручил Патриарху посох святителя Петра, Московского чудотворца (память 5 октября, 21 декабря, 24 августа), а царь принес в дар новому Патриарху панагию, украшенную драгоценными камнями, белый клобук и посох. По древнему чину Патриарх Ермоген совершал шествие на осляти.

Деятельность Патриарха Ермогена совпала с трудным для Русского государства периодом - нашествием самозванца Лжедимитрия и польского короля Сигизмунда III. Первосвятитель все свои силы посвятил служению Церкви и Отечеству. В этом подвиге Патриарх Ермоген не был одинок: ему подражали и помогали самоотверженные соотечественники. С особенным вдохновением противостоял Святейший Патриарх изменникам и врагам Отечества, желавшим ввести в России униатство и католичество и искоренить Православие, поработив русский народ. Когда самозванец подошел к Москве и расположился в Тушино, Патриарх Ермоген направил мятежным изменникам два послания. В одном из них он писал: «...Вы забыли обеты православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли, преступили крестное целование и клятву стоять до смерти за дом Пресвятой Богородицы и за Московское государство и припали к ложно-мнимому вашему царику... Болит моя душа, болезнует сердце, и все внутренности мои терзаются, все составы мои содрогаются; я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отшедших и живых... Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете?... Заклинаю вас Именем Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца». В другой грамоте Первосвятитель призывал: «Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, своих жен и чад, и всех нас; и мы станем молить за вас Бога...» Вскоре праведный суд Божий свершился и над Тушинским вором: его постигла столь же печальная и бесславная участь, как и предшественника; он был убит собственными приближенными 11 декабря 1610 года. Но Москва продолжала оставаться в опасности, так как в ней находились поляки и изменники-бояре, преданные Сигизмунду III. Грамоты, рассылавшиеся Патриархом Ермогеном по городам и селам, возбуждали русский народ к освобождению Москвы от врагов и избранию законного русского царя. Москвичи подняли восстание, в ответ на которое поляки подожгли город, а сами укрылись в Кремле. Совместно с русскими изменниками они насильно свели святого Патриарха Ермогена с Патриаршего престола и заключили в Чудовом монастыре под стражу. В Светлый понедельник 1611 года русское ополчение подошло к Москве и начало осаду Кремля, продолжавшуюся несколько месяцев. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к Патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом смертной казнью. Святитель твердо отвечал: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за православную веру». Уже из заточения священномученик Ермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей. Русские воеводы не проявили согласованности, поэтому не смогли взять Кремль и освободить своего Первосвятителя. Более девяти месяцев томился он в тяжком заточении, и 17 февраля 1612 года скончался мученической смертью от голода.

Освобождение России, за которое с таким несокрушимым мужеством стоял святитель Ермоген, успешно завершилось русских народом. Тело священномученика Ермогена было погребено в Чудовом монастыре, а в 1654 году перенесено в Московский Успенский собор. Прославление Патриарха Ермогена в лике святителей совершилось 12 мая 1913 года.

Тропарь священномученнику Ермогену, патриарху Московскому, глас 4

Российския земли первопрестольниче / и неусыпный о ней к Богу молитвенниче, / за веру Христову и паству твою душу свою положив, / страну нашу от нечестия избавил еси. / Темже вопием ти: / спасай нас молитвами твоими, / священномучениче Ермогене, отче наш.

Кондак священномученнику Ермогену, патриарху Московскому, глас 6

Темницею и гладом изнуряем, / даже до смерти верен пребыл еси, блаженне Ермогене, / малодушие от сердец людей твоих отгоняя / и на общий подвиг вся призывая. / Темже и нечестивых мятеж низложил еси и страну нашу утвердил еси, / да вси зовем ти: // радуйся, заступниче Российския земли.

Ин тропарь священномученнику Ермогену, патриарху Московскому, глас 4

Приспе день светлаго торжества, / град Москва радуется, / и с ним Русь Православная ликовствует / песньми и пеньми духовными: / днесь бо священное торжество / в явлении честных и многоцелебных мощей / святителя и чудотворца Ермогена, / якоже солнце незаходимое, возсия светозарными лучами, / разгоняя тьму искушений же и бед / от вопиющих верно: // спасай нас, яко предстатель наш, великий Ермогене.